Охваченные членством - страница 49
Убийцы
Так вот, если в первом случае карать не за что, поскольку и преступления вроде бы нет (мало ли кто кому от чистого сердца деньги дарит), то во втором случае и убийство есть, и убийцы от него не отказываются, и труп в наличии, а наказать по закону никого нельзя...
Утверждалось, что эта история произошла в районе Зеленогорска, на Карельском перешейке, все в те же незабвенные шестидесятые.
Двое молодых людей безупречной биографии и поведения, имеющие охотничьи билеты с уплаченными взносами, на свои трудовые деньги с полным юридическим правом в складчину (что законом не возбраняется) приобрели охотничье ружье.
Далее, как положено, в разрешенном для стрельбы и охоты месте пошли ружье пристрелять. Стреляли по бутылкам и банкам по очереди стандартными патронами. А когда истратили боезапас, то чуть дальше банок и бутылок обнаружили труп старухи, собиравшей грибы и убитой наповал одним из выстрелов.
Суть казуса в том, что оба были готовы признать себя виновными. От убийства по неосторожности они не отказываются! Но бабка была убита одним выстрелом! Стало быть, убийца один, а второй соучастник, но кто убийца, а кто соучастник?
Если будет обвинен один, скажем тот, на кого было записано ружье (хотя вроде бы оно было указано в двух охотничьих билетах, ребята собирались охотиться врозь и по очереди), то где уверенность и доказательство, что убил именно он, а не его товарищ, который от вины своей не отказывается тоже? Патроны стандартные, стреляли оба, а определить, каким выстрелом убита старуха, невозможно. В результате в данном случае неумышленного убийства по неосторожности убийцам можно инкриминировать что угодно, но не убийство... Кому из двух?
До революций в подобных случаях была судебная формулировка: «подвергнуть церковному покаянию», то есть оставить на волю божью.
И в советское время дело об убийстве осталось незавершенным, поскольку, с точки зрения закона, завершено оно быть не может. А в шестидесятые годы, вопреки нашим нынешним представлениям, в серьезных делах, таких как убийство, закон соблюдался неукоснительно.
Пластун
До войны город Зеленогорск назывался Териоки и считался территорией Финляндии. Мы же, советские люди, со своей стороны, считали эту «исконно русскую» землю незаконно отторженной финнами, поскольку, хотя тут финны и проживали прежде, все же это — бывшая территория Российской империи. Но, с другой стороны, тогда и Гельсингфорс, он же Хельсинки, — территория Российской империи.
В данном случае меня эта историческая часть дела не интересует. Я собираюсь рассказать о другом.
В шестидесятые годы на территорию Карельского перешейка, впервые после войны, стали приезжать финские туристы. Туристы приезжали на фундаменты своих хуторов, фотографировались, плакали и пили водку до потери пульса. Потому как в Финляндии тогда соблюдался сухой закон. Финнов как бревна грузили в международные автобусы, а пограничники с каменными лицами при автоматах и собаках на глазах у рыдающих финнов выливали водку, прихваченную туристами, из бутылок в люк канализации. Правда, говорят, там, в люке, у пограничников находилась хитро закрепленная емкость, куда и попадала реквизированная водка. Не пропадать же добру! У какого русского, тем более солдата, поднимется рука водку в канализацию вылить!
Финнов заграничных мы раньше не видели и, поскольку их совершенно не боялись и чувствовали себя победителями, финнам сочувствовали и даже жалели их. Но финский акцент нас очень веселил. Народ вовсю подражал финскому акценту и сильно в этом деле поднаторел. А в остальном финны — как мы, такие же белые и голубоглазые, как и ленинградцы, понастроившие дач в районе Зеленогорска. В частности, один из моих приятелей, по кличке Салат, научился дурить швейцаров, когда ходил в рестораны, минуя очереди, потому как ловко выдавал себя за финна, за иностранца. «Скасытте поса-а-луй-ста... Спасиппо...» и т. д. Дело нехитрое. Понаслушались, как финны по-русски говорят, — теперь хоть кто за финна сойдет. На вид-то не отличить, кто русский, кто финн.
И вот в районе примерно станции Репино (бывшая Куоккала), в канаве около вокзала, просыпается некий советянин. Вероятно, приезжал к друзьям на дачу и так там на стакан присел, что в электричку не погрузился, а залег в канаву. Здесь в холодке проспался, но так как принял дозу значительную, проснувшись, прочухался не вполне. А чуть продрав глаза и приподнявшись на карачки, увидел мужика в штанах на подтяжках и в шляпе, косившего в канаве траву.