Океан Бурь. Книга вторая - страница 30

стр.

Он вышел в прихожую. Повздыхал и здесь, уже для собственного удовольствия. Дверь в комнату Ваоныча была приоткрыта, на мольберте белело пустое полотно, по дивану разбросаны разные журналы и среди них тот журнал, где напечатаны картины Снежкова. Володя взял его и понес домой.

— Вот. «Любимая сестра…» На ромашку смотрит.

Мама очень долго смотрела, потом отодвинула журнал и глухим голосом проговорила:

— Глупости все это. Ни о каких ромашках мы там и не думали.

— А может быть, позабыла? — упрашивал Володя. — Вспомни.

— Ничего я не позабыла. Все помню.

— Так он сам же все видел. Своими глазами.

— Не было его там со мной! Пойми ты, не было!

Она встала и вышла из комнаты. Теперь от нее тем более слова не добьешься. Стоит посреди спальни, заложив руки за спину, и смотрит в угол. Просто стоит и смотрит туда, где ничего нет. Пустой угол.

Остановившись на пороге, Володя тоже посмотрел в угол, где не было даже пылинки. Что она там нашла? Просто она задумалась. Переживает. Громко и требовательно он сказал:

— Давай напишем ему письмо!

— Зачем? — тихо спросила мама.

— Пусть приедет. Скажет что-нибудь. А то я совсем тут пропаду.

Мама не ответила. Володя осмелел:

— И никто не знает, что со мной делать.

— Иди ко мне, — позвала мама.

Он подошел. Она прижала к себе его голову.

— А мне, думаешь, легко? Все одна и одна. Ты меня мало слушаешься. Мне бы тоже хотелось, чтобы у нас кто-нибудь был. И чтобы это был Снежков. Он хороший. Он был очень хороший. Я тебе рассказывала. И, наверное, я виновата, что его нет. А теперь уж и не знаю, наверное, у него кто-нибудь есть и без нас. И даже обязательно есть своя семья. А мы как жили вдвоем, так и будем жить. Только бы тебе было хорошо…

Что-то горячее упало на Володину голову. Он замер. Мама теплой ладонью стерла свою нечаянную слезу и тихонько посмеялась.

— Вот как я сама себя пожалела! До слез. Даже смешно.

Горячо дыша в мамину грудь, Володя сказал:

— А вдруг он ждет нас?

— Так долго не ждут.

— Никто не ждет?

— Почти никто.

— Ну, вот! Почти. А он вдруг ждет?

— Я сказала: так долго не ждут.

— А вдруг он потерял наш адрес?

— Все-то у тебя вдруг…

Володе показалось, что мама улыбается, и, высвободив голову, он посмотрел вверх, чтобы убедиться в этом. Он увидел, что и она смотрит сверху прямо в его глаза, и, наверное, ей надо понять, что он еще хочет сказать. Она как-то так умеет понимать все по глазам. И на этот раз поняла, сразу перестала улыбаться и даже как будто испугалась чего-то. Но Володя все равно твердо сказал то, что хотел сказать:

— Он сидит и ждет.

— Нет, нет, — прошептала она. — Не надо этого!

— Ждет, — убежденно повторил он, — ждет. А тогда зачем же он нарисовал тебя? «Любимая сестра Валя»!

Не отвечая на вопрос, мама, мягко отталкивая Володю, попросила:

— Давай-ка забудем все это…

— А ты и сама хочешь, чтобы он приехал.

— Мало ли чего я хочу.

— Вот возьму да и напишу ему.

Она рассмеялась так, словно эти слова очень обрадовали ее, и проговорила совсем не сердито, но, как всегда, твердо:

— Я сказала: забудем. И все!

— А почему ты виновата, что он не с нами?

— Все, Володька, все! Время позднее, пора спать, а утром все забудется.

Сказав сыну, что утром он забудет все свои нелепые выдумки, Валентина Владимировна и сама в это не верила и видела, что и Володя не поверил. Нет, не все поддается забвению, тем более, что у Володи отличная память и богатое воображение. Он никогда и ничего не забывает. Такой он человек.

Собираясь на работу, она причесывалась и в большом зеркале видела этого человека с неуемным воображением. Вот он спит в своей постели, залитой утренним солнцем, посапывает, и горя ему мало. Чем-то он сегодня удивит, что придумает?..

Когда она вернулась с работы, Володи дома еще не было. Не явился он и к ужину. Тогда Валентина Владимировна начала всех спрашивать, не видал ли кто ее сына. Нет, никто его не видал. Раньше всех вернулась с работы тетка, но и она ничего не могла сказать.

Спросила Таю.

— Нет, теть Валя, я из школы пришла, а его уже нет, — затараторила она с такой готовностью, что тетка сразу заподозрила неладное.

— Ох, что-то крутишь ты, крутена! Говори, что знаешь!