Океания. Остров бездельников - страница 21
— Э-э… ну да… очень хорошо… — с сомнением бормочу я. — Рад оказаться среди вас и хочу передать вам привет от ваших друзей из Англии.
Меня тошнит от собственной помпезности. И тем не менее, раскинув руки, будто канатоходец, продолжаю:
— Капитан был бы счастлив увидеть всех вас, но он не может это сделать, потому что он э-э… ну… умер.
Все внезапно замирают, и я вижу, что собравшиеся опускают головы.
Черт побери!
— Как бы там ни было, это прекрасный дом.
Я поворачиваю голову, указываю большим пальцем в сторону и, покачнувшись, падаю в куст. К моему облегчению, все разражаются добродушным смехом, и под вежливые аплодисменты меня извлекают наружу.
К деревянным воротцам, за которыми расположен «гостевой дом», ведут три деревянные ступеньки. Мне помогают затащить внутрь вещи и оставляют, чтобы я смог все распаковать и устроиться. Прекрасно. В каком-нибудь модном журнале мой дом анонсировали бы как «бунгало на берегу океана». Он действительно находился настолько близко от воды, что на передних сваях виднелись следы приливов. Гостиная выходила на лагуну, за которой виднелся остров Нью-Джорджия и конус вулкана Коломбангара, окутанный облаками. Сразу за окном, между моим домом и другими хижинами, под скошенным навесом поставлен стол с двумя скамейками.
В «доме для отдыха» за низким письменным столиком приткнуто хрупкое плетеное кресло, а на стене висит книжная полка. Я открываю рюкзак и достаю оттуда свой пакет, перевязанный бечевкой. Три аккуратно упакованные книжки в твердых обложках должны положить начало моей будущей библиотеке. Я внимательно рассматриваю их — несомненно, они выбраны не случайно. «В южных морях» Роберта Льюиса Стивенсона повествовалось о путешествиях писателя по островам Тихого океана, которые, как я с грустью прочел на обложке, стали «местом его упокоения». По крайней мере на первой же странице он справедливо предполагал, что «достиг последнего этапа своей жизни» и теперь может рассчитывать «лишь на сиделку и сотрудника похоронного бюро».
«Робинзон Крузо» обещал стать длительным чтением — даже очень: перелистывая страницы, я натыкался на бесконечные «доколе», «посему» и «год такой-то от Рождества нашего Господа». И это притом, что издание было снабжено многочисленными иллюстрациями.
Третья книга, которая к моему легкому изумлению имела подзаголовок «адаптирована для детей», называлась «Карта островов» и принадлежала перу человека, имевшего не слишком благозвучное имя — Артур Гримбл. Хотя оно звучало подобно псевдониму какого-нибудь викторианского комика, оказалось, что большую часть своей жизни он провел в качестве районного уполномоченного на островах Гилберта, которые еще глубже вдавались в Тихий океан, чем Соломоновы.
Я сажусь в шаткое кресло и, перелистывая книги, пытаюсь вызвать в себе те же чувства, которые обуревали авторов, когда они жили на островах. Робинзон Крузо, в чем мне довелось убедиться, обладал способностью отмечать самоочевидные вещи, а потом проявлял впечатляющее самомнение и беззаботность, извещая о них. Характерно его сообщение о том, как он оказывается на необитаемом острове: «…Я взирал на свое положение с исключительной скорбью. У меня не было собеседников, никто не мог оказать мне помощь, так что приходилось рассчитывать лишь на себя; но мне удалось вести человеческий образ жизни, хотя я и был заброшен на необитаемый остров».
К моему замешательству, Роберт Льюис Стивенсон и Гримбл также выражали свою озабоченность островной жизнью. Гримбл утверждал, что необходимо время, чтобы привыкнуть к ней. Вскоре после своего приезда он обнаружил, что его пятку, пока несчастный спал, объел гигантский таракан. А когда он проснулся, услышал утешения от своего более опытного друга: «Не волнуйся, сынок, — жизнь на острове кажется адом только первые десять лет».
А Стивенсон и вовсе полагал, что ситуация безвыходная: «Мало кто из поселившихся на островах потом уезжает с них — они доживают до седой старости, овеваемые пассатами, в тени пальм, лелея надежду вернуться на родину, что, впрочем, случается редко, и еще реже это возвращение доставляет им удовольствие».