Окно Иуды - страница 11

– Ну, мы так думали.

– Мы?

– Доктор Спенсер Хьюм и я. По крайней мере, я так считала – за других не могу отвечать.

– Скажите, мисс Джордан, между 31 декабря и 4 января вы заметили какую-нибудь перемену в поведении мистера Хьюма?

– Да.

– Когда впервые вы заметили ее?

– В субботу утром – в день его смерти.

– Пожалуйста, объясните, что именно вы заметили.

Гипнотические манеры мистера Лотона подействовали успокаивающе. Мисс Джордан стала говорить тихо, но отчетливо. Сначала она не знала, куда девать руки, но в конце концов решительно стиснула ими перила. Когда она говорила о письме, которое помогала писать, то с трудом сдерживала слезы.

– Вот как все произошло, – начала мисс Джордан. – В пятницу было решено, что доктор Спенсер Хьюм и я поедем на автомобиле в Суссекс поздравить Мэри и провести уик-энд с ее друзьями. Но мы не могли выехать раньше субботнего вечера, так как доктор Хьюм состоит в штате больницы Сент-Прейд и должен был работать допоздна. В пятницу вечером Мэри позвонила отцу из Суссекса, и я сообщила ей об этом…

– А мистер Эйвори Хьюм собирался ехать с вами? – спросил обвинитель.

– Нет, он не мог. У него были какие-то дела в субботу – кажется, отчеты пресвитерианской церкви. Но он просил передать от него поздравления, а мы собирались привезти Мэри с собой.

– Понятно. А в субботу утром, мисс Джордан?

– В субботу утром, когда мы завтракали, пришло письмо от Мэри – я узнала ее почерк и удивилась, что она написала отцу, хотя вчера вечером говорила с ним по телефону.

– Что стало с этим письмом?

– Не знаю. Потом мы искали его, но нигде не могли найти.

– А что делал или говорил мистер Хьюм?

– Прочитав письмо, он быстро встал, спрятал его в карман и отошел к окну. Я спросила: «Что-то не так?» А он ответил: «Жених Мэри решил приехать сегодня в Лондон и хочет повидать нас». – «Значит, мы не поедем в Суссекс?» – сказала я, имея в виду, что мы должны принять мистера Ансуэлла и пригласить его к обеду. Он отвернулся от окна и заявил: «Пожалуйста, делайте то, что вам говорят, вы поедете туда, как планировали».

– Каким тоном он это произнес?

– Очень холодным и резким, а это опасный признак.

– Что произошло потом?

– Ну, я спросила: «Но ведь вы пригласите его к обеду?» Секунду он смотрел на меня, а потом ответил: «Мы не будем приглашать его ни к обеду, ни куда-либо еще» – и вышел из комнаты.

Человек на скамье подсудимых на миг поднял взгляд.

– Насколько я понимаю, мисс Джордан, в субботу около половины второго вы проходили мимо двери гостиной в холле?

– Да.

– И вы слышали, как мистер Хьюм говорил по телефону в гостиной?

– Да.

– Вы заглянули в комнату?

– Да. Мистер Хьюм сидел за столом между окнами, где стоял телефон, спиной ко мне.

– Пожалуйста, повторите как можно точнее его слова, которые вы слышали.

Свидетельница спокойно кивнула:

– Он сказал: «Учитывая то, что я слышал, мистер Ансуэлл…»

– Вы можете поклясться, что он сказал: «Учитывая то, что я слышал…»?

– Да.

– Пожалуйста, продолжайте.

– «Учитывая то, что я слышал, полагаю, нам лучше уладить дела, касающиеся моей дочери».

Судья устремил маленькие глазки на обвинителя и заговорил в той же неторопливой манере:

– Мистер Лотон, вы намерены заявить, что на другом конце провода говорил обвиняемый?

– С вашего позволения, милорд, мы предъявим свидетеля, который слышал обоих участников разговора по параллельному аппарату в конце холла. Думаю, он сможет сообщить, был ли это голос обвиняемого.

На левой стороне передней скамьи послышался громкий кашель, звучащий злобно и агрессивно. Г. М. поднялся, опершись кулаками на стол. По какой-то причине косичка его парика задралась вверх, как поросячий хвостик. Его голос был первым no-настоящему человеческим звуком, который мы слышали здесь.

– Милорд, если это сэкономит суду время, мы готовы признать, что с покойным говорил обвиняемый. Фактически мы собираемся на этом настаивать.

После кивка судьи и удивленного шороха в зале он снова сел.

– Можете продолжать, мистер Лотон, – сказал судья.

Обвинитель повернулся к свидетельнице:

– Что еще говорил покойный?

– Он сказал после паузы, во время которой, очевидно, говорил собеседник: «Да, я это одобряю, но сейчас не время это обсуждать. Не могли бы вы прийти ко мне домой? Шесть вечера вас устроит?»