Итак, я приложился лбом к земле — и разглядел среди ржавой хвои горелую спичку.
Если бы я увидел ее до того, как сел здесь, чтобы "тихо угаснуть в созерцании", я бы не обратил не нее никакого внимания. Спичка и спичка. Но моя отдохнувшая, прояснившаяся обитель Разума снова обрела способность думать. Место-то — не такое уж девственное! Здесь никогда не было спецобъекта, но здесь явно бывали какие-то субъекты. Люди. И может быть, эта спичка — не единственное, что от них осталось. Я поднялся, кряхтя, и начал внимательно осматривать окрестности.
Метрах в ста от моего "созерцалища" обнаружился второй след разумных существ. Большой плоский камень с надписью "Киса и Ося здесь были". Надпись выцарапана острым предметом. Судя по всему, очень давно. Какие-то остряки-туристы. Любители Ильфа и Петрова. Только почему от слова "здесь" отходит вниз жирная стрелка? Где это "здесь"?
И тут мои мысли вновь понеслись галопом. Я узнал этот камень. В той реальности, которой ЗДЕСЬ никогда не было, под этим камнем была наша заначка. ЗДЕСЬ мы, молодые сотрудники первой степени посвящения, прятали от контролеров по режиму водку и курево. Эти запретные продукты тайком проносили на территорию объекта наши доверенные лица из числа вольнонаемных, солдатиков и шаманов. Но мы, конечно, ничего не писали на камне. Мы старались, чтобы он выглядел как можно более естественно. ЗДЕСЬ, между пятым корпусом и баней. А теперь…
Если это не знак, решил я, то убейте меня! Сейчас посмотрим, что это за Киса и Ося! И вот, замирая от непонятного чувства, я поднял камень.
Тайник под камнем имел-таки место! И была в нем армейская помятая фляжка с выдохшейся водкой, спички, завернутые в полиэтилен и все равно отсыревшие, и кубинская сигара в алюминиевом футляре — особо ценившийся нами в те далекие годы предмет "буржуазной роскоши". Я раскрыл футляр… Нет, сигары в нем, к сожалению, не было. Была какая-то бумажка, свернутая трубочкой. Обычная писчая бумага. Когда-то белая, а теперь уже пожелтевшая от старости.
Я развернул бумажку, заранее зная, что уже ничему в этот день не удивлюсь. Всему есть пределы, граждане!
Странные буквы. Или иероглифы. Написаны черной тушью. Похоже на тибетскую или бенгальскую письменность, однако ни то, ни другое. Очень странные значки. Расположены в несколько строк. Некоторые повторяются…
Я не удивился. Вернул бумажку в футляр, тщательно спрятал его во внутренний карман. После некоторых колебаний положил фляжку и спички на место, в ямку, и навалил сверху камень.
С меня было достаточно впечатлений. Кроме того, я откуда-то без всяких сомнений знал, что больше ничего здесь не найду. К тому же, начинало темнеть. И я отправился назад, на большую дорогу.
Но перед уходом поклонился еще раз.
* * *
Вернувшись в Москву, я показал свою бумажку нескольким знакомым востоковедам. Никто не смог опознать вид письменности. Востоковеды объясняли мне, что в Азии огромное количество различных систем письма, а в пределах каждой системы — множество самых причудливых каллиграфических стилей, и учесть их все никакая наука не в состоянии. Но это я знал и без них.
Сидерского уже не было в Москве. И я тоже не стал задерживаться.
Вскоре мы встретились в Киеве, у него дома. Меня уже не сводил с ума тот факт, что я его и знаю, и не знаю одновременно. Та часть моего "я", которая его знала давно, была рада новой встрече, а той моей части, которая его увидела впервые, он очень понравился. И через пять минут этой проблемы уже просто не существовало. Как никогда не существовало спецобъекта у раздвоенной горы.
Рассказ свой я построил так. У меня очень сложная проблема. Я не совсем обычный человек. Бывают контактеры. Бывают ясновидящие. Бывают люди, которые помнят свои прошлые жизни. Бывают люди, в которых воплощаются инопланетяне. А вот я — трансгрессор. Находясь в командировке в Америке, я стал осознавать, что живу параллельно в нескольких реальностях. Причем одна из них описана братьями Стругацкими в "Понедельнике". Точнее говоря, несколько параллельных реальностей для меня постепенно слились в одну[3]