Околоноля [gangsta fiction] - страница 6
— Стихи написаны тобой. Но стихи его. Он за них тебе, дураку, заплатил. Он поэт, а ты у него на подряде, как ученик Микеланджело. И я, — возразил Егор Зворыкину. Инженер потерял резкость.
— Он богатый, известный. А я бедняк и аноним. И онанист. И педрила к тому же, и наркоман. И либерал. Я ж, Егор, во всех группах риска числюсь. У меня спид наверняка и белая горячка, и все манечки из психического учебника. Верните мне свободу. Я тоже хочу быть богатым и известным, ибо я гений, — заскулил Агольцов.
— Во-первых, ты ничуть не беден. Тебе этот трёхнутый Сергеич платит штуку талеров за строку. И нам столько же. Какое издательство, какой журнал заплатит тебе так? Ты ведь всё пропиваешь и пронюхиваешь. И мальчикам своим раздариваешь. Во-вторых, известность — тема пустая. Ты гений, значит, выше обыденной муры. В-третьих, ты ещё сценарий должен для племянницы Сергеича, той, что вгик заканчивает. Обещал сам написать, либо с Брызговичем договориться.
— Я ж прислал…
— Халтура, — оборвал Егор.
— Откуда они-то знают, халтура или нет? Сергеичу твоему что Хлебникова сунь, что меня, что пиита Панталыкина — все на одно лицо. Да и девке его то же самое.
— Они, ты прав, не очень вникают, — терпеливо разъяснил Егор. — Но у них консультанты есть, эрудированные подонки, вроде нас с тобой. Так что халтурить не надо.
— Раскрути меня, Егор. О, раскрути! — выпил Агольцов. — Половина гонораров твоя. Стану модным, как Кирилл, сука, Серебряников, как Северянин в древности. На свободу хочу. Давно, такой-то раб, замыслил я пробег…
— Человек обречён быть свободным. Сартр. Ты свободен, я, все свободны. Каждый вправе заключить контракт с кем угодно и на каких угодно условиях. Заключив же контракт, обязан его выполнять, — речь Егора зазвучала в более суровом регистре. — Поэтому — до двадцать второго с тебя ещё как минимум десять стихотворений и сценарий для племянницы. Если не возьмёшься, сей же час вывожу тебя во двор и расстреливаю за мусорным баком. Берёшься — можешь идти, расценки известны.
— Непотизм, — всхлипнул Агольцов.
— Что?
— Продвижение племянниц, равномерно и племянников по службе именуется непотизмом. Хочу сто долларов.
— Стихи, которые читал, отдай, получишь больше.
Агольцов выложил мятые бумажки, взял расчёт. Выпил и ушёл, откашливаясь направо и налево. И привычно раздумывая, как всегда делал, оказавшись в непростой ситуации, не убиться ли как-нибудь небольно обо что-нибудь мягкое или чем негорьким и неострым. Чтоб уже никто не доставал дольше.
Засиженный гением столик был брезгливо покинут Егором. Он погрузился в глубину ресторана, ближе к бару, попросив официанта, когда войдёт женщина, похожая на артиста Машкова, проводить её к нему.
04
Никита Мариевна тоже не опоздала и, натурально, была вылитый Машков.
— Покормите меня, парниша? — ей было лет сорок.
— Угощаю.
Подошло официант(ка), равнополое существо в брюках и рубашке навыпуск, с унисексуальным именем Саша на бирке, приколотой к неопределённой груди. Заговорило голосом ни мужским, ни женским, быстро и участливо про аперитив и специалитет.
— Хотелось бы чего-нибудь лёгкого. Что посоветуете? — Никита Мариевна, если и отличалась от Машкова, то некоторой полнотой, худела всеми известными науке, народному преданию и нетрадиционному жулью способами, худела мучительно, изуверски, жестоко, худела страстно, но при этом всё равно полнела.
— Лёгкого нет. Раньше вымя готовили, но публика вымя игнорирует. Из экстрима в меню только телячий хвост. Ну, абалон, тоже еда не для всех. Можно бы посоветовать антикуччу абалона с перуанской халапенью, но к нему сибулет обычно идёт, а на сегодня сибулет кончился, а без сибулета абалон уже не тот. А так всё, как везде — скучноватое меню, — сожалел(а) и каялось официант(ка).
— Лёгкое не в буквальном… поменьше калорий и вредных веществ.
— Что одному вредно, другому полезно, — такой отчасти релятивистский ответ озадачил Никиту Мариевну.
— Руккола с боттаргой, может быть, — зарассуждала она вслух, тыча в меню близоруким лицом.
— Солёное, копчёное — для почек плохо и для печёнок, — заскорбел(а) официант(ка).