Окончательный расчет - страница 4

— Да этого негодяя мы и без тебя нашли бы… — и осекся. — Жаль вот, опоздали. Кто-то успел его убить. Только не надо так улыбаться.

— Как?

— Саркастически. С недоверием. Опять? Да что это происходит?! Прокурор города — убийца, по-твоему? Я сам хочу весь этот клубок распутать. Мне уже, знаешь, из Кремля звонят: что там у тебя происходит, Малютов?

— А знаете, что про вас Дежкина сказала?! Очень точно: перестраховщик, — вдруг перебила Ирина. — Вы же жуткий перестраховщик, Владимир Иванович.

— Поэтому и жив до сих пор. И все, и хватит обо мне. Давай делами заниматься. Надо найти Кожину.

— Оп-па! А я еще когда вам говорила — вы с этой Кожиной намучаетесь.

— Да я-то при чем?

— Но она же против вас свидетель.

— Подкупленная. Ее колонуть как следует, все выложит. Вот и найди ее. Найди живую или мертвую.

— А как предпочтительнее?

— Опять ты, Калашникова? Вот мне твой отец, царство ему небесное, говорил, хочешь приключений — возьми к себе мою дочь. Давай, ищи Кожину.

— А Дежкина?

— Пусть посидит немного, подумает.

Когда Ирина вышла из кабинета, Малютов поднял трубку:

— Люся, с Паратовым меня соедини… Михал Михалыч? Здравствуй, родной. Что там в твоем «ЦРУ»? Много шпионов изловили?.. Ха-ха-ха… Отлично… Чего звоню? Да вот поговорить надо. Когда сможешь принять?.. Без прессы… Срочно… На дачке? Заметано. Обнимаю тебя, родной.

Начальник Бутырской тюрьмы сам пришел в камеру к Клавдии. Ну как же — старый знакомый.

Сел на соседнюю шконку и сказал грустно:

— И ты, Брут?

Семен Васильевич Котляров был широко образованным человеком. Изо всех сил, которых у него было не так уж много, он пытался устроить из Бутырки хоть какое-то подобие пенитенциарного учреждения, а не пыточный дом. Он ухитрялся делать ремонт тюрьмы, которая уже разваливалась на глазах, силами заключенных, и не раз в десять лет, как положено, а чаще. Он латал и перелатывал заборы, стены, полы и потолки. Он изловчился даже подрядить местных талантов написать фреску на стене в столовой. Получился мрачноватый пейзаж, но аппетита не портил.

Клавдию Котляров знал давно, с тех самых пор, как она стала работать в прокуратуре и ходила сюда на допросы. Впрочем, знать-то знал, но вот дружба завязалась у них, когда Клавдия выручила родственника Семена Васильевича, попавшего в беду. Честно говоря, Клавдия сделала доброе дело без какого-то умысла, но добрая дружба с начальником тюрьмы очень скоро оказалась весьма полезной. Ей не приходилось по нескольку часов ждать свободной комнаты для допросов, а потом еще несколько часов, когда освободится выводной и приведет подследственного.

Но никогда она и предположить не могла, что сама окажется в этих стенах не гостем, а более или менее постоянным обитателем.

— Брут убил своего начальника, — сказала Клавдия. — А я, увы, не успела.

— А была попытка?

— Слушай, Семен Васильевич, давай не будем. Ты ж к рассказам зеков привык, они все у тебя невинные.

— Ну, твоему рассказу я бы поверил.

— Сомневаюсь, — сказала Клавдия.

— Пожелания?

— Душ бы принять.

— Сделаем.

— И из одиночки переселить.

— Уверена?

— Уверена.

— Ладно. Еще что?

— Пока все.

— Мы тебя из офицерской столовой кормить хотели, но если ты в одиночке не желаешь — извини.

— Я сейчас меньше всего хочу есть.

— Это пройдет, — весело пообещал Котляров. — И еще, в качестве исторической справки: отсюда еще никому не удалось бежать.

— Я что, похожа на подкопщицу?

— Так ты и на зека не похожа, — улыбнулся Котляров и ушел распорядиться, чтобы Клавдию отвели в душ.

Вот теперь у нее было время все спокойно обдумать.

Но спокойно не получалось. Мысли прыгали, как зайцы, разбегались, издевательски дергая короткими хвостиками. Обойти главное — я сижу в тюрьме! — Клавдии не удавалось.

Она посмотрела на стены — да, такие не пробьешь, не подкопаешь. «А ведь вот же психолог чертов, — подумала она про начальника тюрьмы. — Первая мысль действительно — бежать».

«А что он сделает в первую очередь? — подумала она о Малютове. — Наверное, попытается найти Инну Кожину. А той спрятаться не так уж легко — у нее больной мальчик на руках. Если он ее найдет — все. Он может даже меня из тюрьмы выпустить. Ему уже ничего не страшно будет».