Оковы безмолвия - страница 21

Распахнутая дверь ощетинилась сталью обнаженных клинков. Монахи входили в пещеру осторожно, как в логово дикого зверя. За их спинами, не решаясь войти, стоял Ваджран, облаченный в одно из своих самых роскошных одеяний. Видя, что могучий Сегир спит, а ткачи замерли у станка, жрец медленно вошел в пещеру. Услужливые монахи тут же поставили для него кресло, и святой Ваджран опустился в него, окинув темницу надменным взглядом.

Выставив вперед мечи, стражники с опаской подошли к спящему и знаками приказали Дхаване разбудить его. Юноша наклонился, откинул тигровую шкуру, закрывавшую лицо Конана, и стал что-то тихо шептать ему на ухо. Конан резко сел, сжал кулаки, и хмуро глянул на жреца. Тот с трудом выдержал его взгляд и, стараясь сохранять хладнокровие, заговорил:

— Сегодня ты чуть не погиб, доблестный воин, но по воле Кубиры ты остался жив. Я нашел и покарал виновного, и отныне тебе ничего не грозит. Более того, народ решил, что твоими руками сражается бог. Поэтому я предлагаю тебе и твоему брату бесценный дар — свободу! Как только будет готово обещанное покрывало, вас отведут в храм, где вы поклянетесь забыть о том, что видели в монастыре. Иначе гнев Кубиры тут же испепелит вас! Потом монахи проводят вас домой. Но ты, Сегир, должен будешь на протяжении месяца смирять свою силу и побеждать соперников, не убивая их. А сейчас я хочу посмотреть, что сделали ткачи. Так ли прекрасна парча, как хвалился твой брат.

Ваджран подошел к ткацкому станку и не смог сдержать возглас изумления. Такого полотна он еще никогда не видел, мало того, он не мог представить, что эта парча была выткана человеческими руками. Конечно, до конца срока он найдет, за что наказать пленников и лишить их обещанной свободы. Таких мастеров нельзя выпускать из рук.

Окинув пленников грозным взглядом, Ваджран повернулся и с явным облегчением покинул темницу. Стражники, пятясь, последовали за ним. Дверь захлопнулась, и узники снова остались одни.

Критана схватил брата за руку:

— Ты слышал?! Он обещал нам свободу! Через месяц, когда покрывало будет готово, вы выйдете отсюда! — Забыв о себе, он, как ребенок, радовался за брата и его товарища.

Мрачно глядя в пол, Конан процедил:

— И ты ему веришь? Это не человек, а кровавый демон! Клянусь Кромом, слова для него ничего не значат, так же как и жизнь любого из нас. Пока мы ему нужны, он будет соблазнять нас свободой или пугать страшной смертью, а потом… Ты сам знаешь, что потом…

Поглаживая брата по плечу, Дхавана сказал:

— Наше спасение — в этом покрывале и в чудесной силе Конана. Мы сами соткем себе свободу и поквитаемся со жрецом!

— А вот это я беру на себя! — грозно произнес Конан, сверкнув глазами в сторону двери.

На следующее утро Конана снова привели в купальню, наполненную чистой водой, и служка, белый от ужаса, на глазах у всех вошел в бассейн, трижды окунулся и вышел невредимым. После этого Конан с удовольствием выкупался и, пока его растирали и умащали, краем глаза следил за стоявшим неподалеку Мерваном.

Служки наполнили кубок вином и замерли, восхищенно глядя на могучего бойца, в котором народ признал воплощение бога. Пока они глазели, как непобедимого воина одевают в яркие одежды, Мерван почти неуловимым движением что-то бросил в кубок. В следующее мгновение он уже смотрел в другую сторону и неторопливо направился к двери, у которой стояли монахи, готовые сопровождать Сегира на площадь.

Служка подал Конану кубок вина на золотом подносе. Отрава плескалась в золотом сосуде, дразня ароматом трав и специй.

Как бы нечаянно Конан уронил с плеч шкуру тигра, сделал шаг и, запутавшись ногой в шкуре, упал на пол, выплеснув содержимое кубка прямо в лицо одного из стражников.

Киммериец еле успел вскочить на ноги, подхватил шкуру и отбежал в сторону — стражник в отчаянии пытался стряхнуть с себя капли отравы, которая прямо на глазах превращала его лицо и руки в обугленные головешки. Сотрясая своды зала нечеловеческим воем, по полу катался почерневший кусок мяса. Но вот стало тихо, от стражника осталась лишь кучка пепла.

Конан схватил тяжелый мраморный стол, на котором только что стоял кубок, и поднял его над головой, собираясь размозжить голову всякому, кто посмеет к нему приблизиться. Как и вчера, монахи и служки бросились наутек, заперев за собой двери. Оставшись один, киммериец опустил стол и огляделся.