Окраина - страница 19

Странно было, что эти люди, ничего уже не ждавшие от жизни, цеплявшиеся за нее лишь по привычке, инстинктивно, пытались еще научить чему-то других… Но не им суждено было развить жажду знаний, пробудить умы и сердца юных своих учеников — это выпало на долю других обстоятельств.

После третьего класса оставил гимназию Колин сосед по парте Наумов (будущий сибирский писатель Николай Иванович Наумов), он поступил на военную службу и отправился в Омск. Уехал и больше не вернулся богатырь и добряк Дер-бер. Доходили слухи, что он женился и жил на заимке, в тайге, верстах в сорока от Томска.

Для Коли учеба растянулась на много лет. Но всему приходит конец. Когда он учился в шестом классе, внезапно умер отец — не болел, не жаловался, а рухнул, точно дерево в бурю. Коля долго не мог смириться, свыкнуться с тем, что отца никогда уже не будет, никогда не повторится вчерашний день…

В ту осень Коле Ядринцеву исполнилось семнадцать лет.

Однажды Коля вернулся из гимназии, а дома, еще не пороге, встретила его Агнюша и шепотом, как великую тайну, сообщила:

— А у нас гость.

— Какой гость? — удивленно смотрел Коля на разрумянившуюся, чем-то взволнованную Агнюшу. И вдруг догадался: — Неужто жених твой воротился? Вот славно!..

Агнюша вспыхнула, замахала рукой, обиженно проговорив:

— Будет тебе про жениха-то, будет… Нет его, давно уж, поди, косточки его белы истлели, воронье растащило…

— Прости, Агнюша, но я подумал…

— Нет, Коля, не жених, — вздохнула Агнюша. — Квартирант.

— Квартирант? Какой квартирант? — еще больше удивился Коля, не мог ничего понять: отродясь они в своем доме не держали никаких квартирантов. Странно. Он вошел к матери, остановился в дверях. Мать, занятая какими-то своими делами, сидела к нему спиной и не сразу его заметила. Коля кашлянул. Мать обернулась. Посмотрела на него внимательно:

— Ты уже пришел?

— Сегодня уроки были сокращены, преподаватель заболел… — сказал он быстро и, как бы перебив самого себя, спросил: — Скажи, это правда, что у нас квартирант поселился?

Февронья Васильевна отложила пяльцы с вышивкой, встала и подошла к сыну. И Коля впервые заметил, что мать ниже его ростом, лицо ее в тонких морщинках, бледное, с глубоко запавшими глазами. Год назад умер отец, и мать сразу как-то сдала, поблекла, словно потеряв интерес к жизни. Смерть отца была неожиданной, и опомниться они после этого никак не могли…

— Что еще за квартирант, откуда? — ломким, неустоявшимся голосом обиженно спросил Коля. — Нам что… скучно одним?

Февронья Васильевна виновато улыбнулась:

— Да ты не беспокойся, он хороший человек. Очень хороший. Студент из Петербурга. Учителем, говорит, будет работать… Он тебе тоже понравится.

— Нет, — резко сказал Коля, — мне он совершенно безразличен… Хотя, если ты хочешь, пусть, живет.

Однако сказал Коля неправду. Петербургский студент не шел у него из головы. Коля ждал его с нетерпением, хотел увидеть, познакомиться, поговорить. И уже начал беспокоиться: а вдруг раздумал студент, нашел себе другую квартиру? Коля хватался то за одно, то за другое, но все валилось из рук. Ожидание становилось невыносимым… Придет, не придет? Он уже нарисовал себе в воображении этого человека — подтянутого и строгого. «Наверное, образован и умен, — подумал Коля, — не в пример нашим учителям, таким, как Фунт или Кокос…»

Наконец, когда, казалось, терпение иссякло, квартирант явился. Они столкнулись в коридоре, и Коля замер, удивленно и жадно разглядывая квартиранта: он оказался высокого роста, но отнюдь не выглядел богатырем, был сутуловат несколько, худощав и узкоплеч; серые глаза остро-насмешливо смотрели из-под очков, слегка вьющиеся темные, почти черные волосы падали на гладкий большой лоб, аккуратная бородка довершала облик этого, казалось, необыкновенного человека. Он был красив и молод. И глаза его светились умом, проницательностью. И темно-серый плащ, сидевший на нем ловко, и яркой расцветки, оригинальное кашне, небрежно перекинутое одним концом через плечо, и массивная трость, висевшая на сгибе левой руки, и ароматно дымящаяся трубка в правой руке, с маленьким изящным чубуком, и даже то, как он держался, петербургский студент, независимо и просто, как иронично и умно смотрел из-под круглых очков — все, буквально все изобличало в нем человека тонкого, незаурядного, большого.