Окропление ядами - страница 14

стр.

Зеленый теперь уже спасатель с народившейся хрупкой надеждой в стеснительном взоре глянул ищуще на сурового, запросто обходившегося без консилиумов диагноста и, чтобы робко вопросить, попытался сглотнуть ком, застрявший в сводимом спазмами горле.

— А мы не совсем безнадежны, имеется ли шанс на спасение?

— Не волнуйтесь, необходимого антидепрессанта нагнано с запасом — любую позорную парофобию отшибет, точно поленом. Но каков вердикт вынесет плебисцит?

Заменителем всеобщего плебейского собрания выступил некогда замшелый имка:

— Паротерапия в полной готовности, не зря ж по три охапки пальмового горбыля спалили! — Подергал ветерана ментонерского за рукав и прошептал, чтоб не особо стращался:

— Эт племяш клопедию на букву «пы» гдесь выискал, а вообще он сми-ирнай…

— Депрессант по градусу не зашкаливает ли? — будто между прочим поинтересовался ветеран, не с опаской, совсем даже наоборот, с отрадой осматриваясь на местах имкиных, в немудреном хозяйственном быту, где даже завалинка у северной стены ремонтного бокса присутствовала да покосившаяся разношпоночная хибарка с дымоходом из ржавых, подлатанных глушителей, а еще — грядки редиски да лучка, тимьяна да укропчика, толково разбиты в тенечке, двойным драным парашютным тентом заботливо от солнцепека прикрытые, рядом бочка вкопана с цветущей водицей…

Э-эх! — вольготно вздохнув, поделился ментонер с напарником отрадными впечатлениями:

— Хорошо у имков, право слово, будто подлатали да из «горячей точки» в родные края на побывку…

* * *

Предзакатное солнце, меж тем, валилось с небосвода стремительней, чем разогнавшийся литерный с исправно подорванного моста. Светило запросто могло позволить себе подобное послабление трудового режима, так как за день неутомимой лучевой деятельности прокалило камни, песок, даже отдаленные скалы столь основательно, что пребывало во вполне обоснованной уверенности: за ночь по испепеляющему зною никто особо не соскучится. Так что о родимых, покинутых по служебной надобности краям в памяти спасателей всплывали лишь исключительно отрадные, прохладные воспоминания. Типа размороженных с концами батарей, заброшенных вплоть до руинного состояния бойлерных, километров аварийных теплотрасс, из милосердия, дабы спасти от полной ржавости, пристроенных в скупку металла…

За отрадной ностальгией вырисовался вопрос о крепости антидепрессанта, однако, повиснув в воздухе, оставался актуален, как ни норовили имки по очереди то в подножный песок уставить взоры, то, напротив, вознести взгляд к пока не разбросавшимся хаосом по небосводу звездам. Хозяев переспросить не постеснялись, тем более, что запыхавшийся юный конфедерат, лишь только разговор зашел о чем-то крепче позорного столового винца, точно по неотложному отзыву с вахты, был тут как тут да налетел, в придачу, с досужим любопытством:

— …сколько градусов все-таки? — не давала покоя клятая ответственность. — А то, если крепость зашкаливает допустимые нормы, то для вверенной мне смены придется купить бананового сока, — ребята, вроде, втянулись, привыкли.

— Рецептура по пращуровым заповедям — продукт горит на все пятьдесят, но сверх сорока пяти выгнать не удалось, — смущенный не полной кондицией «депрессанта» принялся оконфуженный пожилой имка перебирать руками нечто ему одному видимое.

— Нет, на поверку и того меньше, — чуть ни извинился имка ученый главным образом перед зеленым некогда ментонериком, коего обещался сим бальзамом гарантированно исцелить от парофобии. — По последним замерам партия едва дотягивает до сорока трех градусов. Сами должны понимать, с каким сырьем приходится экспериментировать, пустыня — это даже не пампасы, но зато не грозят перипетии с хищными пумами…

— Вот видите, а по уставу спасательной службы напитки свыше тридцати шести градусов дозволяются лишь при откачивании терпящих бедствия и…

— Если бы так просто дело обстояло… Тут случай гораздо ответственней — людей предстоит вырывать из тисков хронической, можно сказать, пагубы, — будто втолковывая прописную ижицу второгоднику, глянул на юношу сквозь непререкаемые очки ученый имка. — Наука в лице Плиния старшего, а то даже самого Полибия нам еще в ножки поклонится.