Окружение Сталина - страница 63

Да и Сталин, позволивший Василию Блаженному остаться в живых, сделал это отнюдь не из любви к старине: «Как-то Хрущев доложил Сталину о протестах по поводу сноса старинных зданий. Сталин задумался, а потом ответил: „А вы взрывайте ночью“[158].

В начале связанной с Москвой деятельности Кагановича, в декабре 1930 года, по его инициативе и с одобрения Сталина была произведена административная реорганизация: вместо шести районов стало десять, было закрыто управление коммунального хозяйства и появились тресты при Моссовете: Трамвайный, Мосавтотранс, Гордоротдел и другие[159]. Вместо Мослеспрома, заготовлявшего дрова для всего города, стали выделять лесные участки районам, которые сами должны были себя обеспечить[160].

В эти месяцы впервые был поднят вопрос о новом Генеральном плане для Москвы — пока еще не на трибунах, а в кабинетах. Сам Каганович так описывал это: „Началось с того, что в связи с некоторыми заминками в снабжении населения топливом и водой на политбюро товарищем Сталиным был поставлен вопрос об обеспечении населения топливом, водой, о жилищном хозяйстве и о плохом состоянии мостовой на Арбатской площади. По мере рассмотрения этих вопросов товарищ Сталин все расширял и расширял рамки обсуждения до вопроса о Генеральном плане перестройки города Москвы… выросли вопросы о канале Москва — Волга, строительстве водопроводных станций, обводнении реки Яузы, постройке новых мостов, сооружении метро, сносе Китайгородской стены…“[161]

Обращает на себя внимание странное соседство в предложениях товарища Сталина — в ряд общегородских проблем (вода, топливо и т. д.) почему-то попала разъезженная арбатская мостовая. Если вспомнить, что Сталин ездил в Кремль через Арбат, можно предположить, что Генплан начался с какой-нибудь дорожной выбоины, на которой в одно прекрасное утро слегка подбросило пассажира правительственной автомашины…

В июне 1931 года на пленуме ЦК Каганович сделал доклад, сыгравший, по-видимому, ключевую роль в судьбе Москвы и советской архитектуры в целом[162]. В нем говорилось о строительстве метро и о составлении Генерального плана реконструкции Москвы, о канале Москва — Волга. Предполагалось сделать Москву „лабораторией“ строительства и „образцовым“ городом — эта идея впоследствии оказалась удивительно живучей. 40 лет спустя лозунг „Превратим Москву в образцовый коммунистический город“ произнес с трибуны сам Брежнев, и в течение нескольких лет слова эти не сходили с плакатов и газетных полос.

А пока, в 30-е годы, только начали утверждать, что законы роста городов для нас не писаны — Каганович даже применил термин „социалистический тип роста столицы“. Он считал реальным равномерно распределять население по площади города и столь же равномерно „растить“ город по всей территории страны, равномерно распределяя промышленность. Было провозглашено решение не строить новых заводов в Москве и Ленинграде — оно осталось на бумаге.

Двумя фразами было покончено с целым направлением архитектурной мысли — „дезурбанистами“: „Болтовня об отмирании, разукрупнении и самоликвидации городов — нелепость. Больше того — она политически вредна“. Развитие города мыслилось как развитие прежде всего городского хозяйства — механизма, в котором житель будет винтиком, как и в сталинском государстве в целом. Лишь в самом конце раздела „жилищное хозяйство“ Каганович сказал пару слов об эстетической стороне дела: „Точно так же мы должны поставить перед собой задачу наилучшей планировки города, выпрямления улиц, а также архитектурного оформления города, в целях придания ему должной красоты“. Примитивное понятие „оформление“ Каганович применял очень часто. Говоря об „оформлении“ всех городов СССР, он смог додуматься лишь до того, что улицы должны быть „ровными“ и „широкими“, а дома в центре — „большими“. Но зато он многословно опровергал идеи вроде массовой ликвидации индивидуальных кухонь, и „никаких комнат для общего пользования мужа и жены“.

Но кроме слишком бедных и грубых архитектурных концепций пленум наметил много полезных практических работ, о которых будет сказано ниже.