Олдорандо - страница 5

   За вожаком, не отставая ни на шаг, шли ещё две особи мужского пола, а затем самка-фагор. Она была меньше ростом. На поясе у неё болтались ножны, в которых скрывался кинжал. Под её длинной белой шерстью раскачивались массивные груди. На её спине сидел малыш, неловко уцепившись за мех на шее матери и склонив свою голову на её. Самка шла механически, закрыв глаза, как будто во сне. Страшно было даже представить, какой путь она проделала за долгие годы своей бесконечной кочевки.

   Посреди движущейся массы йелков шагали и другие фагоры. Животные не обращали на них никакого внимания. Они их просто терпели, как терпели мух, потому что не было возможности избавиться от них.

   Стаду не было видно конца и края. Топот копыт перемежался тяжелым дыханием, шумным сопением, фырканьем, клокотанием внутренностей, шипением и свистом освобождавшихся газов. Впрочем, возник ещё один звук. Фагор, идущий во главе этой группы, издал нечто вроде жужжания своим вибрирующим языком. Возможно, он хотел подбодрить тех троих, что шли за ним. Этот нечеловеческий звук вселил в Юли необъяснимый ужас. Затем звук пропал и вместе с ним пропал фагор. Но поток животных был нескончаем. Неслись йелки, покачивались оседланные бийелки, мелькали гуннаду -- и вместе с ними бесстрашно вышагивали другие фагоры, их было невозможно сосчитать. Юли и его отцу оставалось лишь ждать, затаившись, того часа, когда орда пройдет и им придется наносить удары копьём, чтобы добыть мяса, в котором их семья так отчаянно нуждалась.

   Перед закатом снова подул ветер, поднявшись, как и прежде, с покрытых снегом вершин Перевала. Он дул снова с востока, прямо в морды поднимавшихся по склону животных, сек их своими морозными плетьми. Сопровождавшие стадо фагоры шли, низко наклонив головы и щурили глаза, преодолевая напор ветра. С уголков их ртов срывалась слюна, ложась пенистыми лохмотьями на их косматой груди и мгновенно застывая. Чугунное небо всё ниже нависало над землей.

   Фреир показал свой лик сквозь эту темную завесу лишь тогда, когда коснулся горизонта. Ватные одеяла облаков разорвались и показался этот небесный часовой, который пылал в золоте заката. Он уверенно сверкал над снежной пустыней -- небольшой, но ярко светящийся, хотя диск его был в три раза меньше, чем диск его звезды-спутника Баталикса. Тем не менее, красно-золотой свет, исходящий от Фреира, был чище, ярче, резче, сообщая всем предметам удивительную четкость. Вскоре он погрузился в недра земли и исчез. Небо снова затянулось облаками, став свинцовым. Вутра, бог неба, одну за другой убрал свои багряные мантии и его владения покрылись мраком. Пожалуй, он выиграл ещё одну битву.

   Наступил сумеречный день, именно такой, какие преобладали осенью и зимой. Золотой Баталикс залил хмурое небо полусветом. Только летом, в день Нового Года, Фреир и Баталикс вместе поднимались и вместе садились. Именно их встреча отличала это время года от более жестоких сезонов. А сейчас светила вели одинокий образ жизни, часто скрываясь за облаками, этим клубящимся дымом войны, которую постоянно вел Вутра.

   Юли вспомнился напев, который нередко звучал дома, на земле его предков -- в Старом Олонеце. Этот напев хранил воспоминания о волшебстве давно минувших деяний, о древних развалинах и страшном бедствии, о прекрасных женщинах и могучих мужчинах, о роскошных пиршествах и о канувших в небытие вчерашних днях мира. Под низкими сводами темных пещер на Перевале часто взвивались протяжные слова этого напева:

   Вутра в печали

   Фреир поднимает ночами

   Превыше молчания.

   Уложит Фреир на дроги

   И кинет нас ему в ноги.

   Это воспоминание неожиданно взбудоражило душу Юли. Сгинувшее в веках прошлое было временем чудес -- и ему страстно хотелось жить тогда, а не теперь, когда жизнь была тяжела и не обещала ничего хорошего. То же, как день переходил в сумерки, служило Юли приметами, по которым он судил о погоде. Скоро порывистый восточный ветер вновь принесет на своём дыхании снег и весь завтрашний день они проведут в этих вонючих шкурах...