Оле Бинкоп - страница 41
Аннгрет не может досыта насмотреться на себя. Нет, она еще не стара. Хо-хо, взгляд ее мечет молнии! С веселым грохотаньем, как гроза, надвигается вторая молодость.
А Юлиан? Да разве он состоит из одних недостатков? Ни в коем случае. Иначе не могла бы она любить его в те годы. Он был настоящей ее любовью, даже в тяжелую пору жизни с Оле, теперь-то она это знает. Да, но Юлиан… Просто он был хорошим сыном, уважал желание старика отца, а тот был дурным человеком.
Как много лет назад, Аннгрет пишет письмо Юлиану Рамшу. «…но теперь ты не в Америке. Нас разделяют только тропинки, протоптанные от дома к дому, — не океан. Я жду, жду! Ты не приходишь…» Затем следует целый табун бессмысленных слов и любовных признаний. «Ты жесток и неумолим, как тигр! О любовь, бездонная любовь!»
Не сходит ли Аннгрет с ума?
В почтовом отделении Блюменау смеются над деликатными манерами некоторых прелюбодеев. Теперь, значит, надумали писать письма, а расстояние-то между ними всего три дома. Почему бы им еще не поприветствовать друг друга через радиоконцерт по заявкам?
Проходят дни, а с лесопильни даже вести не подают. Зато из деревни выползает слушок, семиголовая гидра: Юлиана Рамша видели в саду у новой лесничихи. Исполненные чувства взоры. Приятная беседа, светское обхождение.
Аннгрет целый день борется с этим слухом. Отыди от меня, грешный змий! Она молится, как молилась в детстве, чтобы сбылись рождественские желания. Она надевает рабочее платье, хлопочет во дворе, задает корм скотине, и работа спорится у нее в руках. С удивленным Вильмом Хольтеном она сегодня говорит обходительно, почти ласково; душа у голубей на крыше не чище души Аннгрет.
Но на следующее утро она надевает свой изящный черный костюм, в котором обычно ходит в церковь, и уезжает в город.
Здоровье Оле день ото дня поправляется. И опять, как в году под цифрой ноль: он возьмет жизнь в свои еще слабые руки и все начнет сначала. В солнечные дни ему кажется, что больница, все это нагромождение кроватей, стонов и разговоров о болезнях, шприцев и таблеток, уже осталась позади.
Юные тельмановцы снова приходят к нему. Эмма Вторая вытаскивает из своего рюкзачка рубашку ангорской шерсти.
— Мы слышали, что ты страдаешь от приступов озноба, дядя Оле.
— Кто вам сказал?
— Мать. Наш отряд желает тебе тепла и здоровья. Будь готов!
Ян Буллерт тоже навещает бывшего своего коллегу-подпаска и выкладывает добрую половину окорока на его одеяло!
— Семейство Буллертов желает тебе бодрости и сил!
В разговоре Ян старается вовсе не упоминать деревни Блюменау, словно районный Совет успел за это время продать ее Саксонии.
Но Оле и не думает обходить стороной свою родную деревню. Там, и только там, все его мысли.
— Еще парочку деньков — и я буду здоров как бык, вот увидишь!
— Нет, нет, сначала хорошенько подлечись и не волнуйся.
— Со старым покончено! Все начинается заново!
— Будь спокоен! Мы время даром не теряем. Обстоятельства смерти Антона будут выяснены.
Так они говорят, перебивая друг друга.
— Вас спрашивала какая-то женщина, — однажды в солнечный полдень говорит молодая сестра.
Оле читает книгу «Компост, или Сберегательная касса крестьянина».
Он поднимает глаза от страницы.
— Женщина? Маленькая такая, на курочку похожа?
— Нет, высокая, светловолосая и с темными глазами. В черном костюме.
— Ах, вот как.
— Ее не пропустили в палату.
Оле нервно перелистывает книгу.
— И что же, она ушла с опущенной головой, когда ее не пропустили?
— Нет. Я свела ее к врачу, но он все равно не дал разрешения навестить вас. Тогда она ушла. Мне показалось, что у нее немного увлажнились глаза.
— Может быть, и хорошо, что ее не пропустили.
— О ком вы говорите? — переспрашивает захлопотавшаяся сестра.
— Об этой даме.
И вот Оле опять вступает в жизнь. С узелком под мышкой он входит в ворота. Хорошо, хоть кобыла приветствует его радостным ржанием. Много есть на свете народных и уличных песенок о странниках, что вернулись домой из дальних краев и узнали — любимая ушла к другому.
По счастью, Оле никогда эти песенки не занимали. Не было в его сердце отдела «малодушие», как не было и подотдела «усталость от жизни». Он чувствует теплый язык овчарки на тыльной стороне ладони, чувствует, как пятнистая кошка трется об его брюки, болтающиеся на исхудалых ногах.