Ольга, лесная княгиня - страница 11

Но вот Ветурлиди прислал долгожданную весть: плесковские родичи Олега прибыли в Будгощ, что близ устья Шелони, на юго-западном берегу Ильмень-озера.

Теперь и сам будущий киевский князь мог пускаться в дорогу, для чего уже все было давно готово.

Ульв конунг принес жертвы ради благополучного путешествия дочери и зятя, а также их успешного вокняжения. На прощальный пир съехались старейшины со всех окрестных городцов. Олегу и Мальфрид это напомнило их свадьбу, которая была два года назад: они сидели на почетных местах, одетые в лучшее цветное платье, оба бледные и напряженные, явно с нетерпением ждущие, когда же это все закончится. И оба ничего не ели и не пили – тоже как на свадьбе. Затянувшееся прощание и неопределенность будущего вымотали их, не оставив сил на радость.

В рассветных сумерках холодного зимнего дня будущие князь и княгиня сели в сани. Они были в простых овчинных кожухах, как и их дружина и челядь; от прочих мужчин Олега отличала лишь кунья шапка, покрытая красным шелком. Мальфрид закуталась поверх кожуха и головного платка в другой большой платок из толстой шерсти: он укрывал ее до колен, точно плащ.

Этим утром она поднялась раньше всех в городце, сама разбудила служанок, сама распоряжалась приготовлениями утренней каши, которой до отвала накормили возчиков, челядь, дружину и киевлян. Правда, Олег в лихорадочном предвкушении начала новой жизни съел через силу лишь пару ложек, да и сама Мальфрид поковырялась для вида в овсянке с просяным маслом, а потом украдкой переложила ее из своей миски в чужую: в темноте при лучинах, в суете сборов никто этого не заметил.

С матерью и прочими женщинами Мальфрид простилась еще накануне вечером, попросив их утром не выходить к отъезду. Фру Сванхейд согласилась: она понимала, что дочери трудно будет сохранить приличную королеве невозмутимость. Ведь она окончательно отрывалась от родной семьи, навсегда отбывала в чужие края, где еще неизвестно, что ждет – почет или гибель.

Хозяин Волховца тоже произнес последние напутствия еще вчера, поэтому остался в спальном чулане.

Отъезд прошел так же буднично, как отправление в дорогу торгового обоза. И теперь Олег мог наконец вздохнуть с облегчением, устремив взор вперед.

Правда, при первых проблесках зимнего рассвета увидеть можно было немногое: лишь укатанные колеи на льду Волхова в бурых пятнах навоза, заснеженные берега, охраняемые, будто стражами, старыми развесистыми ивами по колено в сугробах.

А большую часть зримого мира занимало огромное темное небо. При взгляде на него Олегу вспомнился череп древнего великана Имира, из которого сотворен небесный свод. Таким он и был: темным, плотным, исполинским и непробиваемым.

Как его будущее…

Но если бы дед лишь пялился на небо, высматривая там благоприятные знамения, он так и окончил бы жизнь на отцовском хуторе среди овец.

Олег молча махнул рукой – и обоз тронулся.

Скрипел снег под полозьями, бодро шагали возчики в набитых чистой соломой черевьях. Мальфрид, по самые глаза укутанная в платок, сидела, привалившись к новому сундуку: от него даже еще чуть-чуть пахло сосновым деревом и каленым железом. В полутьме, если не приглядываться, ее саму можно было принять за большой тюк. Опустив веки, она переводила дух. Первый шаг сделан: она выскользнула из родительского дома, не дав никому ничего заподозрить. Удачно получилось: в эти дни все смотрели больше на Олега, чем на нее, а он тоже был бледен, беспокоен и мало ел, так что никому не пришло в голову удивляться, отчего она, его жена, сама не своя.

Пока обошлось.

Правда, дело не кончено. Им еще придется надолго задержаться в Будгоще, а там с ними будет дядя Ветурлиди, отряженный Ульвом для переговоров с плесковской родней. Но Ветурлиди – это не мать, по части женских дел ему далеко до наблюдательной фру Сванхейд. Там он будет занят совсем другими заботами, а она, Мальфрид, сможет засесть в женских покоях и притвориться, будто простыла в дороге. С кем не бывает?

Закружилась голова, и Мальфрид стиснула зубы, стараясь дышать глубоко и ровно. Это просто от волнения, сейчас пройдет.