Ольга Яковлева - страница 19
– Ну, а если серьёзно? – спокойно и твёрдо продолжал старик ботаники. – Если в тайге, скажем?
– По мху… – неуверенно сказала Ольга. Она где-то что-то слыхала про это. Но где и что?..
– Да всем известно, – со скучающим лицом протянул Огоньков, – как дважды два!.. Мох растёт на севере, а ветки у дерева гуще на южную сторону…
– Долгонько, вижу, вам придётся плутать! – притворно засокрушался старик ботаники. – Покамест железную дорогу в тех местах не проведут. Чтоб вам по звуку…
– Не, дед, погоди! – сказал Огоньков. – Я же точно помню. Вроде даже читал про мох и про ветки…
Борис Платоныч пожал плечами, улыбнулся мягко:
– Тем писателям, видно, тоже придётся поплутать…
– Не, ну правда?..
– А ты сам посуди. Разве дерево может определять стороны света?.. Или, вернее, так скажем: разве дереву нужно определять стороны света? Оно ведь не лётчик и не птица! А то, что вы говорите, – это же просто сказки для детей младшего возраста!
– А тогда чего ж…
– Просто заметили, что обычно с южной стороны веток больше. С южной солнышка бывает больше. Вот дерево туда и тянется своими руками… Ну, а если вдруг с северной стороны лучше освещение? Или с западной?.. Так ведь тоже бывает – в лесу деревья стоят по-разному! Вот и выйдет: что ни дерево, то и свой юг.
– А мох? – спросила Ольга.
– Так же и мох, девочка. Только он наоборот – тенёк любит.
– А как же тогда из тайги выбираться?
– По звёздам, по солнцу, по компасу.
– А в ненастную ночь и если компаса нету?
– В тайгу, Геня, как попало не ходят. А если ходят, значит, плутают…
Вдруг он замолчал, склонив седую голову на плечо. Сидел и думал о чём-то и видел, наверное, совсем не этот лес. Ольга даже бутерброд перестала жевать, посмотрела на Огонькова. А он пальцем ей показал: погоди, молчи, после…
И потом опять они брели втроём по лесу. Большие деревья постепенно кончились, отступили, пошло мелколесье – всё осинки да чахленькие берёзки.
А вот и захлюпало под ногами. Они пробирались теперь по нестрашному, полуосушенному, но всё ж таки мокрому болоту. Если шагать как придётся – промокнешь в два счёта.
Генка опять шёл в стороне – весело, легко. И думал он о чём-то своём, огоньковском. Синяя его куртка горела на фоне бурой болотной травы, на фоне ярко-жёлтого леса, что ждал их впереди.
– Ишь ты какой! – тихо улыбаясь, говорил Борис Платоныч. – Прямо рыцарь в чистом поле… А уж помучались мы с ним, о-ё-ёй!..
Ольга вздохнула про себя: она-то знала, как с ним можно помучиться! Однако спросила – просто чтоб поддержать разговор:
– Как это «помучились», Борис Платоныч?
– Да всяко, дружок, бывало. В одной школе не удержался, из другой я сам его счёл за благо взять. А уж в третью… Видишь, даже учительствовать пошёл! Нужно ведь, чтоб за мальчишкой глаз был! – Это последнее он сказал особым строгим голосом, словно убеждал кого-то.
А Ольга прямо рот раскрыла от удивления. Три школы переменил! Это же кому скажи – ну хулиган, да и всё! Буквально Бармалей какой-то! А ведь Огоньков… Если кое на что внимания не обращать, он же, можно сказать, просто хороший!
Но старик ботаники её по-своему понял. И стал говорить про своё личное, а не про Генку.
– А что ж, Оля, – начал он решительно, опять с кем-то споря, – мне было почти семьдесят, когда я ушёл из института. А ведь это возраст… Возраст!
– Разве вы не в школе работали?
– Ну конечно, нет! – Он усмехнулся. – Вот ты какая чудачка!
Ольга засмеялась. И старик ботаники вслед за нею. Так они и смеялись, глядя друг на друга. Огоньков услышал их, обернулся и крикнул:
– Вы чего грохочете?
Старик ботаники рукой махнул:
– Да нет, ничего! Оля решила, что я учитель, что я… в школе работал!
– А-а, – кивнул Огоньков значительно. – Дети есть дети.
Ольга сразу замолчала. Во-первых, она не потому вовсе смеялась! Ну и был бы он учителем, что ж тут смешного-то? Ей слово показалось смешным – «чудачка». Так её вроде никто и не называл никогда. А Генка уж сразу хвост распустил, как индюк: «Дети, дети!..» Сам-то он кто?
Но вслух она ничего этого говорить не стала. Потому что как начнёшь свою правоту доказывать, так ничего хорошего и не получится, одна ссора…