Олимпийский переполох: забытая советская модернизация - страница 3
Вторая половина 1980‐х годов, несмотря на динамичные общественно-политические изменения в СССР, не принесла принципиальных изменений в трактовку событий Олимпиады‐80 и состав авторов14, хотя общий интерес к данной теме заметно сократился. Несмотря на новые веяния перестройки, в олимпийских вопросах советская литература по-прежнему содержала консервативные оценки: проигнорировавшие XXII Игры в Москве западные спортсмены представлялись проводниками буржуазной идеологии15, а роль США в расколе олимпийского движения трактовалась как реакционная и аморальная16.
В 1990‐е годы происходит еще более резкое снижение интереса к истории XXII летних Олимпийских игр, не в последнюю очередь связанное с ликвидацией общесоюзных спортивных структур и прекращением деятельности Советского Союза как субъекта международного олимпийского движения. В то время эти Игры чаще всего упоминались либо в обзорных работах по истории олимпийского движения17, либо в учебной литературе на данную тему18. Хотя российские авторы уже воздерживались от прямых обвинений западных стран в политической провокации накануне Олимпиады‐80, в некоторых работах сохранилось утвердившееся в советский период деление развития мирового спорта на процессы, происходившие в капиталистических и социалистических странах19.
В 2000‐е годы исследовательский интерес к Олимпиаде‐80 возродился. Этот интерес мог проявляться, например, в попытках расширить дисциплинарные рамки анализа олимпийского феномена, при рассмотрении церемонии XXII Игр в философско-культурологическом ключе с использованием такой инновативной терминологии, как «марш архетипов», «сверхсхематичные символы», «астросимволизм медведя» и т.п.20 Авторы новых публикаций по истории международных отношений периода холодной войны сходились во мнении, что в обострении противостояния между СССР и США на рубеже 1970–1980‐х годов не было явных провокатора и жертвы. Признавалось, что обе стороны предпринимали недружественные по отношению друг к другу действия, обусловленные общей логикой политической конфронтации. США во главе с президентом Дж. Картером вели борьбу за включение Китая в сферу своего влияния, пытались вывести СССР из процесса мирного урегулирования на Ближнем Востоке, активно протестовали против нарушения прав человека в Восточной Европе и СССР. Советский Союз, в свою очередь, предпринял ряд резких шагов в Эфиопии, Индокитае, Анголе и Афганистане. С точки зрения российских исследователей истории холодной войны, бойкот советской Олимпиады связывался исключительно с вторжением советских войск в Афганистан21. Такой взгляд контрастировал с мнением советских исследователей, считавших вторжение в Афганистан лишь предлогом для бойкота Олимпийских игр в Москве в целях ослабления олимпийского движения в СССР и странах Восточного блока или вообще помещавших афганскую тему в зону умолчания. Более близкими к советской историографической традиции были работы Д.А. Строганова, освещающие политические аспекты Олимпийских игр в Москве. В частности, историк пытался доказать, что ввод войск в Афганистан не был основной причиной бойкота Олимпиады‐80, и связывал враждебные действия по отношению к СССР исключительно с волюнтаристской позицией президента США Дж. Картера22. Знание международного контекста рубежа 1970–1980‐х годов приводит к выводам, что западные страны пытались создать для СССР безвыходное положение (цугцванг в шахматной терминологии), при котором любое развитие событий вело бы к бойкоту Олимпиады в Москве под тем или иным предлогом. Например, для этого предполагалось использовать соревнования по регби между командами Франции и ЮАР в конце 1970‐х годов. Учитывая позицию африканских государств, требовавших бойкотировать не только расистский режим ЮАР, но и тех, кто этот бойкот нарушает, на Западе рассчитывали, что после матчей с французами большинство стран Африки откажется от участия в Олимпиаде‐80 из‐за присутствия там Франции. И наоборот, в случае отказа французам советской стороной страны Западной Европы объявили бы бойкот в знак солидарности с Парижем