Оловянные солдатики - страница 4

Собравшиеся у бассейна люди заключают пари — кто же из этических автоматов победит. Так раскрывается полная тождественность моральных принципов «живых» роботоподобных обывателей и запрограммированных автоматов.

Фрэйн идет от пародии — на кибернетические игры, на увлечение поисками алгоритмов человеческого существования, ставшее возможным в связи с развитием кибернетики. Но, пародируя, он вскрывает истинный смысл этих игр и алгоритмов: нелепые этические автоматы действительно чем-то напоминают людей; поведение человека в современном обществе действительно в чем-то подчиняется немногим нехитрым алгоритмам. И тогда пародия перерастает свои рамки и ее объектом становится само буржуазное общество.

Конечно, Фрэйн использует приемы фантастического преувеличения, гротеска, экстраполяции. Нет еще ни таких Озверевших этических автоматов, ни машинного газетного языка, ни кибернетических устройств, которые взяли бы на себя функции спортсменов и болельщиков.

Но есть угрожающе реальный, пусть и не так далеко зашедший, процесс перерождения действительности в совокупность однообразных действий, механически совершаемых машиноподобными существами.

Поэтому фантастические экстраполяции Фрэйна воспринимаются как логически обоснованное обобщение, как зримый, почти реальный образ возможного.

Подобно тому как мы говорим о фатьяновской культуре, мы можем говорить теперь, о культуре оловянных солдатиков— культуре человекоподобных автоматов.

Как всегда бывает в истории, оловянные солдатики не только творят своими стараниями все более пригодное для себя, то есть автоматизированное, бытие, но и сами формируются ими же создаваемой системой. Этот двуединый процесс и представляет собой кибернетизацию жизни.

Таким образом, пресловутая кибернетизация перестает быть неразгаданной иррациональной угрозой неведомого происхождения. Ее корни и ростки спрятаны в человеке-автомате, которого производит современное «свободное общество». Машина информации делает из человека оболваненного и бездумного потребителя стандартного чтива. Машина спортивного бизнеса создает из него одуревшего. и озверевшего болельщика. Машина государства, политики, религии воспитывает в нем лояльного мещанина, ханжески-смиренного на словах и корыстно-расчетливого на деле. Его жизненные функции механизированы и упрощены до предела — для удобства унификации. Вся система существования делает из него стандартного и легко воспроизводимого робота, тщательно вытравляя все индивидуальное, личностное, не укладывающееся в программу, на конвейер.

Фрэйн не оригинален в обличении обывателя как продукта и опоры буржуазного общества. Его оригинальность состоит в том, что он подметил новые тенденции и процессы, нашел и показал общее, главное, что объединяет Голдвассера и Пошлака, Мак-Интоша и Нунна, — автоматизм, машиноподобность мышления, восприятия, поведения.

Куклы пляшут на карусели. Присмотритесь внимательней к ним. Их сходство с роботами начинается с самого существенного, характерного для роботов — отсутствия ощущения личности. Каждый из них как бы отчужден от самого себя, от человеческого, индивидуального в себе. Они воспринимают себя только через массовое, стандартное. Вот Роу пишет хвалебные отзывы на самого себя. Его не поражает противоестественность этого занятия. Он, кажется, просто не понимает, что Роу — это он. Он ощущает себя не более чем любым из сотен безликих авторов, о которых пишутся подобные рецензии. И мисс Ребус считает себя сексуальной только потому, что так говорят о миллионах ей подобных готовые штампы Модных теорий. И Нунн ведёт своё идиотское расследование несуществующего заговора, пользуясь заданными стереотипами рассуждений, и так же, как Роу, не замечает бессмысленности своих «умозаключений». Подобно Роу и Ребус, он приходит к полному отчуждению от собственной личности: зашифровав в своих заметках самого себя, он сочтет потом это зашифрованное лицо главным заговорщиком. Люди-роботы не могут отойти от стандарта, даже если это приводит их к бессмыслице, к противоречию с действительностью — как Роу, когда его похвалы самому себе, по логике «жанра», разрастаются до гомерически-нелепых размеров, — не могут, ибо их существование есть механическое повторение стереотипа.