Омела в снегу - страница 8

Пока достаю ингредиенты для сэндвича, раздумываю над тем, что мне нужно завести кошку или собаку. Кого-то, с кем я не был бы одинок в подобное время. Я наслаждаюсь своей уединённостью, находясь вдалеке от остального мира, но иногда мне становится очень одиноко. Когда всё-таки выбираюсь в город, я заговариваю с людьми только в случае необходимости и стараюсь по максимуму спрятать свои шрамы. Мне не нравится, когда все смотрят на меня и гадают, что же случилось. Или, что ещё хуже, жалеют меня.

Тряхнув головой, дабы избавиться от этой мысли, я возвращаюсь к приготовлению еды. Как только с этим покончено, иду в гостиную и усаживаюсь напротив огня. Я смотрю на языки пламени, думаю о Ноэль и задаюсь вопросом, чем же она сейчас занимается.

Она, наверное, со своей семьёй, как и каждый нормальный человек. Наслаждается сочельником с любимыми людьми, а может быть, празднует с друзьями. Может, на празднике она встретит кого-нибудь, с кем можно появляться на людях, кому нет нужды прятаться.

Я думаю о том, как хорошо было бы отпраздновать Рождество вместе с Ноэль. Если бы я был полноценным, а она была бы моей, уверен, у меня бы случилась передозировка рождественским счастьем. Я бы хотел провести весь день в кровати, прижимаясь голыми друг к другу и сохраняя тем самым тепло наших тел. Я бы занимался с ней любовью снова, снова и снова, выпуская её из постели лишь для того, чтобы вдвоём испечь печенье и у огня открыть подарки. Я бы трахал её на кухонном островке, и она бы вся перепачкалась в муке и посыпке. Мы бы делали во дворе снежных ангелов, пока она бы не замёрзла, а затем, затащив её в ванну, я бы купал её, пока она бы не согрелась. Той ночью я бы близко-близко прижал её к себе, шепча на ушко, как сильно я её люб…

«Перестань, Алекс», — говорю себе, пытаясь избавиться от этой фантазии. Это не реально и никогда не будет. Всё в моей голове и не более. Решив, что мне нужно поднять боевой дух, я иду в спальню и вместе с телефоном хватаю записи Ноэль. Бросив на него взгляд по пути на кухню, я замираю на месте, потому что вижу пропущенный звонок от неё.

Не думая дважды, перезваниваю ей, гадая, как же я мог пропустить его. Ах да, я был очень занят дрочкой, когда на полной громкости слушал, как она читает непристойные книги. «Иисус, Алекс, ты не мог ещё больше облажаться?»

После одного гудка звонок обрывается, я смотрю на телефон и удостоверяюсь, что он ловит сеть. Пробую снова и снова, но вызов прерывается после первого же гудка. Я набираю её номер ещё пять раз и всё равно не дозваниваюсь. В животе появляется неприятное чувство. Что, если что-то случилось? Что, если что-то пошло не так?

Проверяю, когда она звонила мне, и вижу, что это было больше трёх часов назад. Начинаю волноваться. Кому я могу позвонить и с кем поговорить? Как узнать, в порядке ли она? Давала ли она мне контактный номер члена семьи, подписывая мой контракт? Господи, почему я не подумал о том, что подобное может случиться?

Я начинаю ходить по гостиной, размышляя о том, как выйти с ней на контакт, когда я вижу, как по всей комнате отражается свет фар.

— Что за херня?

Кто вообще может приехать ко мне домой? Никто и никогда этого не делал, а моя семья не появилась бы на пороге, заранее не предупредив меня. Может быть, они потерялись. Но моя подъездная дорога длиной в три мили (прим.: почти 5 км). Кто бы это ни был, он знал, куда именно направляется.

Я иду в чулан и хватаю хранящуюся там биту. У меня есть охотничья винтовка, но она в задней части дома и к тому же не заряжена. Возможно, прямо сейчас не лучшее для неё место, но раньше я никогда в ней не нуждался.

Как можно быстрее надеваю ботинки. Накидываю свою куртку и шагаю прямо к входной двери. Вижу джип, который съезжает с подъездной дорожки и паркуется, пока я выхожу за порог и спускаюсь по ступенькам. Застываю там на полсекунды, держа биту, и жду, кто же выйдет из него. Большими тяжёлыми хлопьями снег падает на землю, поэтому даже в нескольких шагах от машины трудно понять, что происходит.

Когда невысокая женщина в большом пальто и вязаной шапке обходит джип сзади, я прищуриваюсь, пытаясь понять, кто же это. Она резко останавливается, когда видит меня с битой в руках, и только тогда я понимаю, что не прикрыл лицо. Я не надел ни шапку, ни шарф, и мои шрамы, должно быть, напугали её.