Omnia mutantur, nihil interit - страница 2

Дождь заканчивается.

— Инквизиторство, ты пытаешься спрятаться, — снова ласково разъясняет Влад. — Сублимируешь.

Признавая поражение, Ян молчит тяжело. Слышно, как Джек грызет специальную косточку для зубов. Словно напугавшись сам себя, скрипящего звука клыков, прекращает, беспокойно вертится. Подходит к ним и ложится у дивана, мерно помахивая пушистым хвостом.

— Не хочешь?..

— Хочу, — обреченно сознается Ян. — Черт его знает. Будто чего боюсь — что поменяется что-нибудь.

— Вот увидишь, на следующий день после свадьбы будем так же сидеть. Я с книгой, ты — со своими любимыми отчетами…

— Я могу любить вас двоих: тебя и работу.

— Я — твоя работа, — серьезно говорит Влад. — Напарник твой.

И Ян беспомощно улыбается, кивает ему. Знает, что любит Влада именно за эту нагловатую беспечность. Но никогда этого не скажет.

Зачитанную книжку Влад откидывает куда-то в сторону, а сам дает ему руку, переплетает пальцы, и Яну становится куда спокойнее. Он находит свою точку опоры.

В глазах Влада светится что-то по-звериному нежное, топкое, паточно-тягучее, за чем хочется наблюдать неотрывно. Увлекшись, он тихо курлычет что-то на своем родном и мелодичном языке — совсем неразличимое полотно слов, крепко сцепленных друг с другом, заливисто, драгоценно перезвякивающих, как дорогие украшения. Понять трудно, но Яна чаруют сами переливы непривычных елейных звуков, он прислушивается, чуть наклонив голову, дышит поверхностно.

— Златичко? — покусывая губы, пробует повторить Ян.

Влад замирает, спугнутый, и прекращает свое песнопенное мурлыканье.

— Распогодилось — солнце в окно, волосы тебе червонит, — объясняется он.

— Романтик.

— Сам такой, — нарочито колюче огрызается Влад. Но не может сдержать пробивающуюся улыбку.

Они молчат недолго; Ян перебирает вихры Влада, почесывает рожки. Солнце пятнами ложится на пол — Джек склоняет голову, глядя на одно из них, и припечатывает лапой. Пока пес забавляется, Ян сворачивает почти что завершенный отчет.

— Почитаешь? Пожалуйста, — просит он у Влада, сдаваясь, и тот запросто соглашается, несказанно довольный, подцепляет книгу и открывает какой-то рассказ.

Сидя рядом с Владом, слушая его голос, Ян рассеянно улыбается.

2.

Планировать все приходится на ходу. Они привыкли жить в спешке, импровизировать — даже когда дело доходит до собственной свадьбы. В итоге вся эта кутерьма превращается в форменное безумие; об этом Влад с приятной теплотой вспоминает, открывая томик Збешховского и разваливаясь на коленях Яна, как довольный мурчащий кот.

Найти свободный ресторан в центре Петербурга, да еще и летом, — безнадежное занятие. К счастью, за пятнадцать лет работы в городе они обзавелись нужными знакомствами. Влад суетится с готовностью, почти не угрожает (вот уж чудо!), пользуется врожденным даром убеждения. Ему помогает внешность наемника и опасный оскал.

— Никогда не думал, что однажды придется… — признается он Яну. — Знал, что семья, — брак, то есть, — не для меня; такое на меня наводило лютую тоску.

— Я удивился, когда ты предложил. Ты последний человек, которого можно заподозрить в традиционализме.

Влад помнит это отлично: Ян стоит возле машины и курит, тучно дыша в небо. Оно, с утро набухавшее тучами, угрожающе нависавшее над спешащим Петербургом, расчистилось и просветлело.

— Погода теплая, славная, гляди! — воодушевленно восклицает Влад, останавливаясь рядом посреди улицы, хохоча; в груди вспыхивает счастье, подпрыгивает солнечным зайцем. — Когда еще ты помнишь такое яркое лето? Цветы пахнут сладко, терпко, свежий ветер, багряные отблески-зарницы на спокойной Неве и во вчерашних лужах… Море света. Да разве это наш город, достоевский и бесноватый?

— Сам ты бесноватый, — деланно строго шикает Ян. — Молчи, тише, накаркаешь, у тебя… язык дурной! Сейчас же небо затянет и вдалеке загремит.

И боязливо косится наверх. Любой петербуржец в таких вопросах становится страшно суеверен.

— Меня учили… как принято, — добавляет Ян немного невпопад. — Что так нужно — обязательно жениться, работать, забиться в свой угол и быть как все. Своей первой девушке… не той, о которой я в академии романтически воздыхал, а вот первой… с утра я и заявил, предложение делал. Дурак был. Хорошо, что она посмеялась.