Он хотел жить и умереть странником. Воспоминания об иеросхимонахе Алексии - страница 12

– Хорошо, давай соберем всю братию. Отцов Ахилу, Меркурия, Кассиана, Петра, Василия схимника, чтобы сообща обсудить и решить это дело. Раз постриг, то братия все-таки будут знать.

Он говорит:

– Я согласен.

– Отец Виталий, только не подведешь?

– Нет, – говорит, – нисколько виноват не будешь. И вот на Троицу все сошлись. Много было братии.

Отслужили службу. После литургии собрались, отец Кассиан и говорит.

– Ну, что ж? Батюшка уж столько лет тянет, а человек вот, смотри, больной, умереть ведь может. А каждому хочется монашества, ведь все-таки благодать такая.

Ну и решили его постричь тайно. А кому вести? Отец Меркурий был мантийным монахом, отец Кас-сиан еще не постриженный. Отец Ахила, правда, был священником, но отец Виталий отца Меркурия избрал. Они по духу сходились. Ну и все. Постриг решили назначить на Троицу. О! А ему-то! Боженька! Он как на небе! И семь дней ему по уставу в церкви находиться. А ему это самое и нужно. Он бы совсем там жил. Свечки ставит, да один там молится. Ну, мы на службу приходим, потом расходимся, а он там пребывает семь дней.

При постриге отцу Виталию дали имя Венедикт. Я не от себя дал, а братию спросил:

– Какое, братия, имя назначите? Отец Ахила открыл календарь и начал по святцам смотреть.

– Вот, Венедикт. Этот святой состоит в лике преподобных. А ему такое имя, кажется, и шло. Что-то схожее было у него с жизнью преподобного Венедикта. Виталий же и уставщик был, и певчий, и миссионер, и духовник.

Постригли. Все хорошо. Семь дней уже вышло. Братия решает. «Теперь у нас будет выход на озеро».

А раз отца Виталия постригли, то значит каждый в своей грамотке (помяннике) записал: «Монах Венедикт». И когда служба, то поминают.

Прошло некоторое время. И вот как-то раз один из братии, Петр, оставил свою грамотку в приозерной келье. Келье тайной, спрятанной между огромными камнями, где служили литургии для причастия матушек. Положил ее на окно, мол, завтра надо будет опять поминать, тогда заберу, когда к себе пойду. А одна из сестер, такая проныра, заходит и видит его грамотку. «Ну-ка, посмотрю, что там у него: записал он меня или нет?» Смотрит, она записана, и все-все братия: отцы Кассиан, Ахила, Меркурий и монах Венедикт. Она: «Что такое? А кто у нас такой монах Венедикт? Я ведь такая – всех знаю, кто ни придет». Через нее все люди идут. «Ладно». Положила грамотку назад. Приходит отец Петр. Она ему:

– Отец Петр, это ваша грамотка?

– Да, а что ты хотела в моей грамотке?

– Да я просто посмотрела, записал ты меня или нет? А кто у нас Венедиктом записанный?

– А тебе какое дело?

Он растерялся. Это же тайна: «Ой, Боже! Помоги!»

– Где?!

– А вот, в грамотке написано.

– Да это… да это… Ну… – в общем, начал ей придумывать. А она – ну такая проныра!

– Нет, кто-то у нас живет тайно. Мы не знаем. А почему? Мы должны же знать, продукты же надо носить.

Сколько-то времени прошло. Братия забрали ноши и пошли по речке к себе. А она поехала в город, как батюшка велел. Потому что благодетели к нему продукты привезли, и их надо было переправить на озеро. Пришла она к батюшке и взяла благословение.

Батюшка спрашивает:

– Ну, как у вас там дела?

– Да только что братия были, все забрали.

– Хорошо. Вот еще, давай, бери. Нагружайте в автобус и везите, чтобы они всем были обеспечены.

Но тут она не вытерпела и говорит:

– Батюшка, я там, у отца Петра взяла, грамотку посмотреть, а там какой-то монах Венедикт появился. Откуда он, мы не знаем? К нам не приходит, может, тайный какой-нибудь?

Батюшка:

– Монах Венедикт? Как без моего благословения мог там монах появиться? Только у меня монахи благословляются, больше никто не имеет права. Отец Кассиан без благословения не примет никого. Слушай, бери продукты и поезжай. А как только придут братия, передай Виталию, пусть ко мне придет. Скажи, батюшка зовет.

Приходят с гор братия. Они тогда ноши носили. Как раз был сезон. Неделя пройдет, и опять идут. Пришли к матушкам отец Виталий и все остальные. Она и говорит: «Отец Виталий, я была в Сухуми, от батюшки вам продуктов привезла. Батюшка просит, чтобы ты к нему пришел».

Отец Виталий, конечно, почувствовал, что что-то будет. Но уже только молился: «Господи, помилуй!»