Он приходит по пятницам - страница 20
– видимо, в старые времена они предназначались для приема внутрь угля, дров и других хранящихся в подвале запасов). Лейтенант послал своего подчиненного наверх – осмотреть окно снаружи, – а сам, невнятно чертыхаясь, подтащил под окно лежавший невдалеке железный ящик (сушильный шкаф, похоже, – подумала Анна Леонидовна) и, взобравшись на него, внимательно изучил окно, попробовал открыть шпингалеты, подергал за ручку, но, не обнаружив, по-видимому, ничего интересного, быстро спрыгнул на пол.
– Никого здесь вытащить не могли, – заключил он. – Пыль везде. Столетняя.
На этом продолжавшаяся почти что час ревизия институтских помещений и закончилась. Возвратившийся милиционер доложил, что никаких следов проникновения через окно он, осмотрев при свете фонарика внутренность ближайшего к торцу приемка и подходы к нему, обнаружить не смог. Крайне маловероятно, чтобы кто-то там недавно лазил. Дополнительно он сообщил, что вход на черную лестницу также и со стороны улицы закрыт на солидный висячий замок (об этом вахтер и без него знала) и что следов взлома не видно.
Лейтенант с одним из своих подчиненных отбыли, а молчаливый (но, похоже, не злобный) Игнатьев оставлен был до утра с напутствием смотреть в оба – на всякий случай, всё ж таки неясно, что тут такое. Это, разумеется, порадовало Анну Леонидовну, не представлявшую, как она опять останется одна, – а вдруг они еще здесь, затаились где-то, и мы их не нашли. С Игнатьевым страху было много меньше.
Она открыла двери приемной, чтобы оставшийся в институте милиционер мог посидеть там и даже – при желании – полежать на диване. Но Игнатьев лежать, по-видимому, не хотел: она слышала, как он время от времени ходил по коридорам и несколько раз спускался к выходу, чтобы покурить. Сама же она, выключив в вахтерской свет и прикорнув на своей лежанке, в который раз прокручивала в мозгу ту невероятную историю, в какую она оказалась впутанной – ни спать, ни чем-то заняться она была не в состоянии. Задним числом всё ею пережитое представлялось каким-то кошмарным сном. Но ведь она видела это собственными глазами: и лежащего мужчину, и нож в его спине…
Она не могла, по ее словам, не сообразить, что простейшим объяснением произошедшего, с точки зрения лейтенанта и его подчиненных – молчавших, но что-то же думающих про себя, – был бы вывод о ложном вызове. Дескать, ошалевшая от вынужденного безделья бабка решила скрасить томительно тянущиеся часы таким безобидным (для нее) и бесплатным представлением, для чего и выдумала забойную историю о найденном ею трупе. Как ни дико подобное истолкование ее звонка, но она не могла исключить, что, оказавшись на месте милиционеров, сама была бы склонна придти к подобному выводу. Вывод простой, рациональный и соответствует всем обнаруженным фактам. Она-то знает, что это неправда, но доказать свою правоту ей нечем. И никакие другие объяснения случившегося ей в голову не приходят. Просто чертовщина какая-то! Не может такого быть в действительности. Мистика и только. Но к мистике – как утверждала Анна Леонидовна – она, в отличие от многих, абсолютно устойчива и не верит ни в бога, ни в чертей, ни в заговоры, ни в Бермудский треугольник, ни в ведьм с вурдулаками… Конечно, думать о всяких таких потусторонних ужасах неприятно, и в определенных обстоятельствах по спине может пробежать холодок при мыслях о такой чертовщине – это да, может такое быть. Но принять это в качестве разумного объяснения каких угодно не вмещающихся в голове случаев – нет, к этому она не склонна. Правда, надо признать, что ничего наводящего на мысли о существовании потусторонних сил с ней в жизни и не происходило. И вот тебе на старости лет. Жуть.
Но помимо самого по себе жуткого происшествия ее мучила еще и мысль, что в глазах милиции она может оказаться патологической лгуньей или истеричкой, стремящейся привлечь внимание окружающих к своей персоне. Во время обхода здания лейтенант подробно расспрашивал ее о том, что она видела, слышала, когда и как это происходило, и не заметила ли она еще каких-то деталей. Почему она решила, что лежащий на полу мертв? –