Она и кошки - страница 22
Ночь уже наступила, и театр был весь в огнях. Живые цветущие изгороди, с двух сторон окаймлявшие сцену, на которой стояли рояль и корзины с цветами, создавали иллюзию некоего сказочного царства музыки.
Публика с нетерпением ждала появления выдающегося тенора. Уже несколько лет это имя не появлялось на афишах, но поклонники еще не забыли его. Тоска то и дело улавливала обрывки разговоров о нем: кто-то вспоминал премьеры в Генуе и Турине, кто-то собирал его пластинки. Какие-то элегантно одетые люди, сидящие за ними, называли певца уменьшительным именем, так что можно было предположить близкое знакомство. Тони обернулась и шепотом произнесла несколько фамилий, известных Тоске по восхищенно-почтительным отзывам Марио: знаменитая актриса, известный декоратор, сопрано, которая пела с Лукино и Каллас.
При появлении тенора зрительный зал забурлил, заволновался: нестройный гул вскоре вылился в мощную продолжительную овацию.
Тоска устроилась поудобнее в кресле, прикрыла шалью декольте, поскольку в воздухе посвежело, и с наслаждением, разливавшимся по всему телу, предвкушала, как сейчас музыка поплывет между домами, наполняя души восторгом.
— Вернись, о мой кумир… — запел тенор.
Он несколько постарел, потучнел, фрак едва не лопался на мощной груди. Но было заметно, что он все еще любимец публики и может уверенно вести ее за собой, не особенно при этом выкладываясь.
И действительно, после исполнения трех романсов публика вконец разомлела.
Из зала раздавались выкрики — просили спеть любимые арии. Теперь уже многие называли его по имени: какие-то дамы исступленно хлопали и скандировали:
— Ты лучше всех!
Возбуждение все нарастало, музыка стала общим праздником и для тех, кто ее дарил, и для тех, кто ею наслаждался.
Тоска была наверху блаженства: в переполняющем ее волнении она чувствовала сердцем каждую ноту, как будто эту музыку исполняли для нее одной. Жизнь снова стала прекрасной и теперь останется такой всегда, почему бы и нет?
Вместе со всеми она крикнула «браво!», когда певец спел страстную неаполитанскую баркаролу, которую не раз пела ей мать.
Тони, сидя рядом, улыбалась и временами оборачивалась посмотреть, не пришел ли Джиджи. Они нашли его в баре во время антракта.
— Самым молодым на этой сцене пятьдесят, — заметил Джиджи, поздоровавшись.
Тоска без обиняков высказала ему свое возмущение: благодаря музыке она держалась раскованно и не боялась говорить, что думает.
Тони стала на ее сторону, а Джиджи подтрунивал над ними, шутливо сетуя на женскую восторженность.
— Без женщин не было бы романтизма, — изрек он.
В ответ Тони выпалила ряд славных мужских имен — поэтов и художников, но Джиджи, смеясь, отверг их, назвав «женственными натурами».
Но после второго отделения Джиджи вынужден был признать, что Тони есть о чем написать в своем репортаже.
— Только не забудь об иронии, — добавил он. — Сдобри свои восторги несколькими каплями уксуса, иначе твои читательницы, которым меньше двадцати, тебе не простят.
— Наоборот, — возразила Тони, — им-то больше всего и нужны идеальные чувства. Если на то пошло, идеал возлюбленного и в современной музыке остается все тем же.
Вечер закончился очень мило. После концерта Джиджи повел женщин в один ресторанчик, где им устроили королевский прием. Тони объяснила, что реклама этих заведений в какой-то мере зависит и от него. А Тоска поела с большим аппетитом, чего не случалось с ней уже несколько месяцев.
Когда подали десерт, они решили выпить за любовь, и Джиджи слегка погладил на столе руку Тони. Тоска растрогалась, как будто жест был адресован ей. Поспешно закурила сигарету, чтобы скрыть свой трепет — боялась, его неправильно истолкуют.
В одном она по крайней мере была уверена: одиночество не настолько испортило ее, чтобы завидовать чужому счастью. Она всем желала любви, как благословения. А особенно радовалась за тех, кто хорошо к ней относился.
Дома у нее Пусси и Бисси как бешеные носились по комнате в слабом отблеске уличных фонарей, гоняя резиновый мячик, оставшийся от Миммо.
Она приласкала их, налила молока, открыла входную дверь, на случай если котята по примеру их отца захотят побродить ночью. Но Пусси и Бисси, видно, решили, что на сегодня развлечений с них достаточно: постояли в нерешительности около двери, задрав хвосты, потом не спеша вернулись в столовую и принялись за мячик.