Опаленные войной - страница 2

– Кто такие? – грубовато поинтересовался ими какой-то майор, высунувшись из легковушки, остановившейся возле мотоцикла Громова.

– Комендант дота лейтенант Громов. Знакомлюсь с обстановкой и местностью. Готовлюсь к огневой поддержке.

– Ах, дота… – Майор устало отыскал глазами возвышавшийся на вершине холма дот Томенко, очевидно, решив, что Громов является его комендантом, и, сняв фуражку, зло размазал по лбу стекавший на глаза пот. – Ничего, будет и вам работенка. Притом очень скоро. Только не вздумай палить по моим хлопцам.

– Я не из этого, я – из соседнего дота. Будем прикрывать вас заградительным. Мои орудия дотянутся.

– Ах, ваши орудия, Бонапарт… – артистично поиздевался над ним майор. – Как их нам будет здесь не хватать!

– Вам не кажется странным, товарищ майор, что за два артналета противник ни разу не попытался поразить мост? А самолеты даже не приближаются к нему.

– Да? Самолеты даже не приближаются? – удивленно переспросил он, подозрительно как-то оглядывая боевые порядки охраны моста.

– Вот именно, – мстил ему за «Бонапарта».

– А что в этом удивительного, лейтенант? Для себя берегут. Он им, гнусавым, самим позарез нужен будет. Попробуй заново такой отгрохать. Да только черта лысого они его получат. Пусть похлебают водицу с подручных средств. А самолеты еще и зениток боятся. Двоих мои зенитчики уже «приголубили».

– Извините за навязчивость, товарищ майор, но мне кажется, что здесь все сложнее.

– В смысле?..

– Гитлеровцы что-то замышляют. Надо бы усилить бдительность охраны.

– Они это давно замыслили, лейтенант. Задолго до 22‑го июня. Еще в Берлине. По штабам-рейхстагам. Жаль, мы их вовремя не раскусили.

– А не раскусив, проиграли половину сражения. Еще до его начала.

– Что-что?!

– Да это я так… По части военной теории.

– Ах, военной теории, мой Бонапарт…

– Мост они конечно же не трогают из уважения к таланту мостостроителей. Уже за это мы должны уважать их.

– Ну, ты наглец, комендант. Посмотрим, как ты и твои дотники будете выпендриваться завтра, когда немцы выкатят орудия на обрывы, на прямую наводку.

– Зачем же так оглуплять противника, товарищ командир! – И, смерив друг друга уничижительными взглядами, они разъехались.

Томенко показался Громову угловатым подростком. Худенький, почти хрупкий, с золотоволосым школярским чубчиком, которого младшóй все время энергично взъерошивал, чтобы тот выглядел пышнее, чем есть на самом деле, он уже ждал Андрея у входа.

Обняв лейтенанта как старого знакомого и покровительски похлопывая по плечу, он сначала показал свое убогое «хозяйство» – пулеметную и артиллерийские точки. Проделал он это с гордостью коменданта мощной крепости, неприступной твердыни. Вот уж над кем потешился бы майор-бонапартист! «Ах, ваши неприступные бастионы, мой Бонапарт!»

– Давно обживаешь? – поинтересовался Громов.

– С третьего дня войны.

– Старожил. А я только принял командование. Как считаешь, надежный пункт? – это был вопрос так, для поддержания разговора. Однако младший лейтенант отнесся к нему со всей возможной серьезностью.

– Если во фронтовой обороне, то да. Бетон крепкий, запас снарядов имеется. Автономность деятельности при пополняемом гарнизоне… Но ведь нас наверняка оставят «держаться до последней капли крови». А для круговой обороны ни мой, ни твой, ни все прочие доты не приспособлены. В самой инженерии своей не рассчитаны: мертвая зона, легко простреливаемые врагом подходы к доту, отсутствие окопов и дзотов системы прикрытия… – поняв, что увлекся, Томенко вопросительно взглянул на коллегу.

– Мыслим мы с тобой одинаково… – задумчиво успокоил его Громов.

– При одинаковой-то судьбе…

– И приказ отходить вместе с фронтом для нас не последует.

– Они ведь там, по штабам, полагаются лишь на толщину стен. Хотя инженера, заложившего в устройство дота такую непростреливаемую мертвую зону, следовало бы расстрелять перед строем – как бездаря или как предателя.

– Может, со временем и расстреляют. Только нас это не спасет.

Умолкли они лишь потому, что зашли в командирский отсек, где, скромно притихшие, ждали их, сидя за столом, девушки.

– Угадывай, лейтенант, которая твоя. Но учти: не угадаешь – оставлю ее здесь.