Опальные - страница 5

— Да, да, в пруд!

Поднятый на воздух несколькими купальными, Илья Юрьевич, как ни барахтался, был отнесен под навес купели.

— Хорошенько раскачайте! — донесся еще вслед приказ Морозова.

И вот его раскачали, и он с размаху полетел в пруд.

Своей резкой прямотой и надменностью Илья Юрьевич нажил себе при дворе куда более недругов, чем друзей. От опального отвернулись теперь и последние друзья. Когда его грузное тело среди водомета брызг бултыхнуло в воду, кругом послышался злорадный смех, а один известный острослов не постеснялся поглумиться во всеуслышанье:

— Пошел пузырь на дно карасей ловить!

Когда же вслед за тем тело выплыло опять на поверхность, он еще добавил:

— Пузырь и в море-океане не потонет!

Глумление это еще более способствовало общей веселости. Но что бы это значило? Туловище боярина хотя и появилось над водою, но оставалось неподвижным; от головы же его виднелись только кончик носа да борода.

— Он никак обеспамятовал! — первым забеспокоился государь.

— И то, чего доброго, захлебнется, — сказал Милославский. — Я прикажу на всякий случай вытащить его на сушу. Эй, люди! Достать багров!

Не успели те, однако, еще исполнить приказание, как мимо них проскочил какой-то юркий человечек и, на бегу скинув с себя однорядку, прыгнул в воду. Надо ли говорить, что то был не кто иной, как Пыхач? По своему бесправному общественному положению он, наравне с другими боярскими «знакомцами», не имел доступа в избранный круг родовой знати. Но опасение за судьбу своего безрассудного покровителя не дозволило ему остаться в отдалении от него. Подкравшись к группе придворных служителей, стоявших по другую сторону купели, он был также очевидцем описанной сейчас сцены и не замедлил броситься спасать утопающего. Минуту спустя несколько услужливых рук приняли от него из воды боярское тело и, положив на охабень, принялись его откачивать. Старания их

в том отношении увенчались успехом, что вода, которой Илья Юрьевич наглотался, хлынула у него обратно из рта. Но когда его опустили опять на землю, он остался лежать без движения с искаженным посинелым лицом и закатившимися глазами.

— Да где же наш дневальный дохтур? — спросил государь. — Чья нынче очередь?

— Очередь немчина Вассермана, государь, — доложил один из стольников. — Да вон он и сам.

Из соседнего шатра, действительно, выбегал только что, утирая себе платком рот, молодой придворный лекарь-немец в сопровождении Пыхача, который ранее других подумал о врачебной помощи.

— Ты где это запропал, мейн герр? — спросил с укоризною царь. — Верно, опять за стопой своего пива?

Молодой врач смутился и в извинение пролепетал что-то по-немецки про африканскую жару.

— А без тебя, смотри-ка, что тут с этим беднягой сталось, — продолжал государь. — Сколько ни качали — все втуне.

Присев на корточки перед обеспамятовавшим, Вассерман расстегнул у него на груди ферязь и камзол и припал ухом к его сердцу. Затем ощупал у него внимательно обе руки и ноги, промычал себе под нос: «Гм!», достал из бокового кармана футлярчик, из футлярчика — ланцет и, засучив боярину правый рукав, чиркнул ему стальным острием немного выше кисти. Крови, однако, не показалось. Лекарь озабоченно помотал головой.

— Paralysis dextra (паралич правой стороны тела), — пробормотал он и повторил ту же операцию с левой рукой паралитика.

На этот раз из ранки капля по капле засочилась буроватая жидкость. Но под давлением пальцев лекаря кровь потекла понемногу обильнее, пока, наконец, не брызнула ярко-красным фонтаном. Оторвав полоску от поданного ему чистого полотенца, Вассерман принялся бинтовать ранку. Тут утопленник испустил вздох и зашевелился.

— Слава Богу! — с облегчением произнес государь. — Что, Илья Юрьич, каково тебе?

Ответа не было: сознание, очевидно, еще не вернулось.

— Но он ведь оправится, останется жив? — отнесся царь вполголоса к лекарю

Тот на ломаном русском языке объяснил, что за жизнь боярина он отвечает, но что совсем ли он оправится — покажет только время: habitus у него apoplecticus (телосложение у него параличное).

— Так вот что, Вассерман: ты сам отвезешь его в родовую его деревню Талычевку… Так, кажется, зовут ее, Борис Иваныч?