Опасная тропа - страница 10

А день сегодня на самом деле добрый и светлый. Я тихонько открываю дверь и смотрю — перед дверью стоит табуретка, на ней… что бы вы думали? — жена моя приготовила мне завтрак. В душе я проклял себя за то, что я такой черствый и не бережливый по отношению к семье, но завтрак съел с удовольствием, все повторяя в душе: «Спасибо тебе, жена моя, тебе бы царевной быть с сотнями прислуг». А на дверной ручке одежда моя будто из химчистки, починена, поглажена. И как она это успевает, просто удивляюсь. С каждым разом моя нежность к ней возрастает. Одеваюсь и в кармане нахожу пять рублей. «Ты, жена моя, в тысячу раз лучше, чем я думал о тебе! Я бы расцеловал тебя, окажись ты рядом». — И только я подумал об этом, как жена предстала передо мной. Она поднялась со двора, вся перепачканная, руки в навозе — она во дворе месила кизяк и лепила его на стену — все стены нижнего этажа испещрены этими лепешками — в волосах торчит солома, а ноги, ноги, боже мой…

— Доброе утро, как ты спал? — с улыбкой обращается она ко мне.

— А где дети? — спрашиваю я ее и сам не узнаю своего голоса. — Ты смотри за младшим, опять его может соседский бычок забодать…

К черту, к дьяволу все. Что я говорю. Я же хотел ее поцеловать, поблагодарить, что я думал и что ей сейчас говорю?! Какая ласка, какие чувства, когда она вся в кизяке. Боже мой, где же смысл жизни?! А ведь не только моя жена крутится с раннего утра до поздней ночи. Какая тут может быть красивая жизнь. Нет, дальше так жить нельзя. Когда же мы расстанемся с этим убожеством, с этим, ставшим привычным, невежеством, приторным запахом сыромятины? И эта мысль, возникшая сегодня спросонья, вдруг в моем сознании укрепляет меня в стремлении изменить жизнь. И дав жене несколько наставлений, вроде «сегодня праздник, смотри детей одень поопрятнее, да и тебе следовало бы лучше выглядеть, все-таки учительская семья», — выхожу, как это у нас принято говорить, на люди.

На душе все-таки легко, ни тетрадей тебе, ни учебников, от которых рябит порой в глазах. Как-никак, с этого дня для учителя начинается пора отдыха, блаженная пора, тем более в этом году я отказался поехать на так называемые курсы повышения квалификации в город. Хватит, сколько еще можно повышаться. Лучше сберегу деньги для семьи. А если удастся, то потрачу это время для заработка. Тем более наш директор совхоза Усатый Ражбадин затеял грандиозную для наших условий стройку. Я уверен, жизнь должна стать и станет лучше. Верю я в это потому, что хочется жить лучше, по-человечески, хочется сделать жизнь добрее и светлее.

И это называется выйти на люди. Но поклялся же я, черт возьми, еще не открывая глаз, что сегодня я ни к кому не зайду и никого к себе не приглашу. Нет, не найдется такой человек, который бы мог заставить меня нарушить утреннюю клятву. Так я думал и только свернул в переулок, как нос к носу встречается мне, кто бы вы думали? Сам Хаттайла Абакар. Проклятье! Лучше бы встретился мне сам огнедышащий дьявол, чем этот…

— Идем ко мне! — цепко хватает он меня за рукав, будто всю ночь поджидал у подворотни.

— Прости, у меня срочное дело, не могу, — прошу я его.

— Срочнее, чем ко мне зайти? Нет, не может быть. Пошли…

— Не хочу! — кричу я.

Это было сказано так резко, что он оторопел от неожиданности. Привыкли, видимо, люди к моим любезным обхождениям, а тут… он обомлело глянул на меня холодными глазами, замешкался, помедлил, раздумывая, как ему быть, и процедил:

— Не хочешь?

— Не хочу, — решительно тряхнул я головой.

— Ты не хочешь зайти ко мне?

— Да, к тебе.

— Значит для этого должен быть у тебя веский повод. Объясни, пожалуйста, — схватил он меня и потребовал объяснения.

— Слушай, не хватай меня, отпусти, — рванулся я, но рукав старого пиджака затрещал. Я еще рванулся и рукав оторвался.

— Объясни, — говорит он мне и хватает за другой рукав.

— Будь ты проклят, Хаттайла Абакар! — выпалил я, ибо терпение мое лопнуло, и я был сам не свой.

— Эй, жена, — вспылил он и закричал, поворотив голову в сторону балкона на втором этаже, — ты слышишь, Ашура, что твой двоюродный брат проклял наш очаг. Слышишь, я тебя спрашиваю! Он брезгует нами. Я это не я, и клянусь могилой отца, если ты сейчас не пойдешь ко мне, то ты свою двоюродную сестру сегодня же вечером найдешь у ее родителей!