Опасное молчание - страница 53

стр.

«Она красива, даже очень. Ей бы в кино сниматься…» — поймал себя на мысли Ярош.

В это время и вошел смуглолицый, усатый Данило Валидуб.

Секретарь райкома познакомил их.

Валидуб кинул на приезжую быстрый отчужденный взгляд и молча закурил.

«Почему он посмотрел на меня так угрюмо и холодно?» — в молчаливом смущении Ганна переколола шпильку в пышных светлых волосах.

Этот недоверчивый взгляд председателя перехватил и секретарь райкома.

— Доктор — член партии, — сказал он, и в голосе послышался укор за неделикатность Валидуба. — Считай, что в нашем полку прибыло.

Что-то похожее на искорку смеха сверкнуло в карих, горячих глазах председателя.

— Доктор вы мой дорогой, — вдруг с открытым сожалением развел он большими, жилистыми и совсем черными от солнца и ветра руками, — ну, были бы вы хоть лет на тридцать постарше! А то… — и замолк, громко вздохнув.

Разве узнаешь, о чем думает человек, когда он молчит?

— Договаривайте, прошу вас, — строго свела брови Ганна.

— Сбежите в город.

— Почему вы так думаете?

— До вас тоже из Львова был… Лето прокурортничал, а потом: «Жена не хочет терять квартиру в городе, не бросать же ее с ребенком? А обзаводиться новой семьей я не собираюсь!» В общем, по семейным обстоятельствам этот доктор укатил обратно.

— Я незамужняя.

— Тем более, — озадаченно вздохнул Валидуб.

«Что он хочет этим сказать? — вся так и вспыхнула Ганна. — Это про таких говорится: на зеленый лес посмотрит — лес завянет…»

Однако вскоре Ганне стало неловко, что она так плохо подумала о Валидубе.

— Я человек, не бог с креста, — уже миролюбиво проговорил председатель. — Извините, если что не так сказал. Обидеть не хотел. И еще за долг считаю предупредить: села у нас разбросаны по горам. Один доктор на три села.

— У вас будет помощница, фельдшерица, — добавил секретарь райкома.

— Колхоз закрепил за больницей лошадь, специально для доктора. Усидите в седле?

— В детстве приходилось, думаю, что не разучилась.

— Да вы не обижайтесь, если не умеете, мой сын Левко научит. Ему хоть и девять, а всадник он у нас отличный.

— Благодарю, — улыбнулась Ганна, и веселые ямочки заиграли на ее щеках. — Надеюсь, есть и подвода, чтобы возить больных?

— А как же? Есть.

— Хочу вас предостеречь, Ганна Михайловна, — сказал Ярош. — Родники — пограничное село. Жизнь здесь полна всяких неожиданностей. Понадобится помощь — в любое время можете обращаться к секретарю вашей парторганизации, — указал на Валидуба. — Или ко мне.

— Благодарю.

— Суеверие — это пока еще бич в наших селах. Часто женщины избегают обращаться к врачу. А кончается это иногда страшной бедой. Найдете дорогу к их сердцам — считайте, что выполнили партийное поручение, — заключил секретарь райкома.

— Постараюсь.

— У нас сектанты есть, — тяжело обронил Валидуб. — Тихие, кроткие… Замкнутся и бубнят молитвы. Работать — грех! Детей в школу посылать — грех! В прокуратуру брехню строчить — то не грех! Тьфу, и кто эту заразу к нам в село занес?

— Ты там, Данило, без партизанщины. Чтоб с позиции коммуниста.

Валидуб ответил:

— У меня, товарищ секретарь, позиция наступательная! С этим злом в селе не буду мириться!

— Выявим, кто там ими верховодит, — убедительно успокоил взгляд секретаря, — за ушко — да на солнышко! — И не замедлил с оттенком похвалы сказать: — Дамбу, говорят, вы построили первый класс!

— Хвалиться не буду, товарищ секретарь, приедешь — увидишь.

— Нынче самое подходящее время отводить реку. В добрый час! А весной на месте старого русла вполне можно будет начать посадку виноградника.

Сама не зная отчего, в состоянии душевного беспокойства, уже выходя из кабинета, Ганна проронила:

— Любомир Ярославович, прошу вас, наденьте в дорогу пальто.

— Рановато в эту пору, — качнул головой Ярош, — но свитер теплый надену, обещаю.

Валидуб помог врачу отнести в машину вещи.

Ганна знала, что от райцентра до Родников семьдесят километров в горы.

Спросила:

— Дорога хорошая?

— Как вам сказать, — скривился Валидуб. — Но если не боитесь ехать «с ветерком», за полтора часа будем дома.

— В пропасть не свалимся?

— Где опасно, поедем тихо, — и неожиданно по-русски лихо запел: