Опасное молчание - страница 58
— Не надо, я вам верю.
Они не виделись почти всю зиму. И у Ганны часто сжималось сердце от смутной тоски по Ярошу. Что бы она ни делала, куда бы ни шла, а в мыслях — Мирко… — так секретаря райкома любя называли между собой люди.
Теперь Ганна уже знала почти все, что вместилось в тридцать семь лет, прожитых Ярошем.
…Дорого надо было заплатить барону, мадьяру Галю, арендовавшему эти земли, чтобы поселиться на плодородном участке. А в скалах — там селится кто хочет: дешевые рабочие руки пану нужны. Точно орлиные гнезда, липнут к скалам убогие хижи гуцулов… Вот в той, совсем повисшей над обрывом, у лесоруба Ярослава Яроша родился седьмой ребенок, Мирко…
Рано в его детство ворвались жгучие, холодные весенние росы, едкий дым ватры[12], медленно уходящий через отверстие в потолке колыбы[13] к низким осенним облакам.
В семь лет Мирко уже подпасок, кочует с пастухами по полонинам, ведет отару навстречу утренней заре, к водопою.
В каждом детстве есть памятные дни…
Однажды тринадцатилетний сын барона расстрелял из охотничьего ружья грачиное гнездо. Каким-то чудом один грачонок остался живым. Мирко нашел его в зарослях орешника. Вырастил. И осенью, когда грачи улетали, Мудрый (так прозвали домочадцы грача) не захотел расставаться с людьми, остался зимовать в тесной хиже лесоруба.
Умная птица потешала людей.
Бывало, даже старшие братья, раскрыв глаза и рот, удивлялись, когда Мудрый повторял вслед за Мирком:
— Барон холера! Барон холера! Барон холера!
И не было у Мирка большей радости и утехи, чем Мудрый.
Не в добрый час пришлось мальчику прибежать к двухэтажному красивому панскому дому, увитому плющом.
— Низко кланяюсь… — поклонился Мирко барону. Охваченный ужасом, маленький пастух совсем забыл, что на плече у него примостился Мудрый. — Там… — шептал Мирко, показывая в сторону леса, откуда только что спустился, — там… — запекшиеся губы мальчика жадно хватали воздух, — татуся деревом придавило… ликаря надо…
Барон Галь, которого оторвали от игры в крокет, раздосадованно что-то приказал слуге, а сам вернулся в прерванному занятию.
— Подожди, сейчас доктор выйдет, — сказал слуга.
Он торопливо ушел.
И вдруг — выстрел…
— Вот это класс стрельбы! Ха-ха-ха! — стоя с ружьем на балконе, хохотал довольный собой юный отпрыск барона.
Из кухни, помещавшейся внизу под домом, выбежала девочка, кухаркина дочка. Закусив в зубах краешек передника, она сочувственно смотрела на Мирка, который со слезами поднял с земли убитую птицу.
Потом в ребячьих снах он видел эту девочку, молчаливо разделившую с ним печаль.
Но вскоре горе куда пострашнее обрушилось на мальчика. Умер отец…
В четырнадцать лет рослый Мирко походил на юношу. Пан Галь взял его на работу в свою конюшню.
Как-то Мирко вывел оседланного коня. Пан Галь достал из кармана носовой платок и потер круп лошади. Лицо его побагровело.
— Как чистишь, дармоед!
Он изо всех сил ударил подростка хлыстом по голове.
Охваченный бешенством, пап Галь не заметил, каким ненавистным взглядом проводила его кухаркина дочка, когда он проскочил верхом мимо нее.
Иванна подбежала к юноше. Оглянулась по сторонам и шмыгнула в дверь.
— Ешь, Мирко, — девочка достала из-под фартука хлеб и гроздь винограда.
— Зачем ты пришла? Тебя опять будет бранить мама.
— И пусть…
Девочка присела возле Мирка и краем передника осторожно вытерла кровь у него на лбу.
В этот момент и появился в дверях. Галь-младший, — так его величали все слуги. На поводке у него была немецкая овчарка.
Секунду Галь-младший и Мирко с молчаливой неприязнью смотрели друг на друга.
И начался допрос:
— Что ты ему принесла?
— Я… ничего, ничего… — лепетала девочка.
— Не лги, воровка!
Он знает, что кухаркина дочка до ужаса боится собак, и с хохотом делает шаг вперед:
— Цезарь, возьми!
— Ма-а-а!!!
Мирко схватил вилы и крикнул:
— Уведи, паныч; собаку!
— Ах ты, быдло… Цезарь, возьми! — и он отпустил поводок.
Схватка подростка с овчаркой была жуткой. Но победил Мирко.
Галь-младший выбежал из конюшни.
— Это он за ружьем! — сквозь слезы крикнула девочка. Мирко настиг барчонка, сбил с ног и — бац! бац! бац!
— Мирко, убегай! Убегай! — предостерегла девочка, увидев, что из особняка выскочили слуги.