Опасное задание. Конец атамана - страница 55

— Спасибо, начальник. Ноги грязные, стоять буду.

— Садись. У тебя в какой камере Ходжамьяров сидит?

— Уй, крепкая камера, не убежит, не бойся. Пятая камера, знаешь?

— Знаю. Вот что, Шиназа. Это опасный человек. Дружки могут попытаться освободить его. А в крайнем случае и отравить, чтобы других не выдал. Понял?

— Понял, начальник. Шиназа не первый день тюрьмой командует.

— Хорошо. Поэтому никаких передач ни Ходжамьярову, ни от него. Только когда я разрешу.

— Понял, начальник. Не будет передач.

Поговорив еще немного с Шиназой, Крейз отпустил его. Сам он ушел из ЧК, когда в окно заглянул рассвет. Был в это утро рассвет веселым и слепящим. Такими утрами обычно и обливаются обильными росами, словно слезами, степные травы, сверкая при восходах солнца удивительно сочной яркостью.

Еще с того вечера, когда увидела впервые возле дувала сына рядом с приемной дочерью Токсамбая, старая Магрипа не могла побороть возникшую в душе тревогу. Материнское сердце подсказывало: быть беде, быть беде. А сердце умеет иногда смотреть далеко вперед.

Не ждала ничего хорошего Магрипа для своей семьи от Токсамбая и от его родичей. Она была твердо убеждена в этом. И поэтому не понимала Ходжамьяра: как он мог спокойно вспоминать о годах, когда батрачил на бая, и даже посмеиваться при этом. Потому, видно, — думала Магрипа, — что не он рожал тех четверых сыновей, которые раньше Махмута появлялись на свет и умирали, прожив всего по году или два в дырявой заплатанной юрте. Другой они с Ходжамьяром заработать не могли, как ни старались. Сыновья умирали, а она считала, виноваты в этом холодные зимние ветры, морозы да всемогущий аллах. Только позже, когда вырос Махмут, стал таким, как сейчас, когда он подружился с большевиками, привел их в степь, — в чем Магрипа тоже была твердо убеждена, — и стал рассказывать о совсем другой жизни, когда эта жизнь, наконец, пришла, только тогда Магрипа поняла, кто был виновником гибели ее сыновей. Токсамбай и такие, как он, были виноваты в их гибели. А разве может сердце матери, сколько бы лет ни прошло, согласиться со смертью детей, смириться, перестать ненавидеть тех, кто их погубил? Поэтому другую девушку, не из юрты Токсамбая, хотела Магрипа видеть женой Махмута. Это Ходжамьяру все равно, кого приведет в дом сын. Таким уж родился Ходжамьяр. Из него, как из теста, можно лепить, что захочешь. Сказала ему как-то: возьми плетку, постегай Махмута, запрети за токсамбаевской девкой бегать, — так он в ответ сказал: — Сын, воспитанный отцом, будет делать стрелы, а воспитанный матерью — кроить халаты. Махмута я воспитал. Он сильный. У плетки же два конца. — Совсем, видно, выжил на старости из ума Ходжамьяр, забывать стал, что хороший жеребенок идет за хорошей лошадью, а за жеребенком идет только плохая лошадь.

Послушал бы Ходжамьяр, отбил от Токсамбая Махмута, может, и не посадил его в тюрьму самый главный начальник Крейз.

Давно ли этот Крейз в гости приходил к Ходжамьяру, кумыс с ним пил, плов с ним и Махмутом из одного блюда кушал…

В тюрьме Махмут. Горе свалило Магрипу. Она слегла. Ходжамьяр ей мокрые полотенца на голову прикладывает; ногу, которая почему-то отнялась вдруг и ни согнуться, ни разогнуться не хочет, лечит. Да не помогают ей лекарства. Вот если бы сына из тюрьмы выпустили, нога сразу бы стала здоровой.

А лекарства надо у докторши попросить. Она лучше знает, какие надо лекарства. Магрипа лежит, думает. В дом вползают сумерки. В комнате докторши слышны шаги. Там передвигают что-то. Это докторша в дорогу собирается. На курсы в другой кишлак уезжает. Верный называется этот кишлак. Говорят, он в три раза больше Джаркента. Даже не верится, что такой кишлак может быть где-нибудь. Непонятно также Магрипе, почему едет туда докторша. Говорит, учиться. А зачем ей учиться? Она и так ученая, вон как хорошо лечит. Может, опять не уедет? Раньше как у ней получалось: соберется вот так же, а курсы, на которые ехать, присылают письмо: подождать надо, отложили учение. Докторша повздыхает и повесит свои три платья назад за дверь под простыню. А сама рада. Это из-за Алеке, она не хочет расставаться с ним надолго.