Опекун - страница 5
– Это не «Мерседес», – сказал я, взглянув на девочку. Она сидела, сжав бедный айфон так, что у нее побелели костяшки пальцев. Ее глаза были полны слез.
Я отвернулся, делая вид, что ничего не заметил, и подумал, – какие, однако, страсти в девять-то лет.
– На обед пиццу будешь? – спросил я.
– Пиццу? – девочка задумалась. – Не знаю, буду, наверное.
– Ты, что пиццы никогда не ела?
– Не-а, – беззаботно ответила Маша.
Я позвонил в «Папа Джонс», заказал большую, морскую на тонком тесте. До дома оставалось уже недалеко, и, несмотря на пробки, были все шансы приехать раньше, чем ее привезут.
– Тапочки у тебя есть? – Маша топталась на коврике у двери.
– Тапочки? Нет, тапочек нет. Вытри ноги и проходи так. На улице сухо, особой грязи нет.
Девочка продолжала стоять как приклеенная. Я задумался, вспоминая.
– Подожди, щас поищем.
Залез в тумбу для обуви и в глубине нашарил пару зайчиков. У одного было оторвано ухо.
– Вот, померяй, от девушки одной остались.
Тапочки оказались почти впору.
– В ванную заходи, руки мыть.
Я отрегулировал воду. Маша стояла рядом и крутила головой, разглядывая душевую кабину.
– Ручки давай, – сказал я.
Девочка протянула руки. Я намылил их жидким мылом.
– Ты что, мне будешь руки мыть? – удивленно спросила она.
– Ну, да. Всем моим девушкам очень нравилось, когда я мыл им ручки. На этом, собственно, они и горели, – мечтательно улыбнулся я.
– Они что, маленькие были? Только маленьким руки моют.
Вода с рук девочки текла почти черная.
– Я бы не сказал, что они были маленькими, обычные девушки, взрослые.
– Глупость какая, не понимаю, чему тут нравиться.
– Доживешь до двадцати лет, поймешь, – усмехнулся я, вытирая ладошки и пальчики. – Ногти надо подстричь, черные все.
– А вот ногти на правой руке стричь не умею, – призналась Маша.
– Подстригу, – успокоил я.
Раздался звонок в домофон. Привезли пиццу.
Маша съела половину, и смотрела еще на кусок. Я положил ей на тарелку. А я-то надеялся, что останется и на ужин. Ладно, поужинаем в кафе под домом. Других вариантов все равно не было. Одинокий, холостой мужчина, я как-то не особо склонен к занятию кулинарией.
– Ну, пошли устраиваться, – сказал я после обеда.
Для Маши была выделена спальня.
– Это будет моя кровать? Какая огромная.
Я кивнул. Таких, как она, на кровати могло комфортно поместиться штук шесть.
– Туалетный столик и пуфики уберу, купим обычный компьютерный стол. Пока заниматься будешь в другой комнате. В школу устраиваться пойдем завтра. Часть полок в шкафу уже освободил, можешь сейчас разложить свои вещи, я помогу. Потом съездим к тебе, заберем зимнюю одежду и что тебе еще понадобится.
Я оглядел комнату,
– Телевизор ночью не смотреть. Дом панельный, звукоизоляция плохая, соседи прибегут. Курить только на балконе, даже зимой.
– Я не курю, – пораженно ответила девочка.
– Сейчас не куришь, а что будет года через три, никто не знает.
– Ты разрешишь мне курить?
– Я тебе все разрешу. Терпеть не могу что-то запрещать.
Девочка долго молчала, потом сказала:
– Но ты же запрещаешь смотреть ночью телевизор.
– Да, – согласился я. – Противоречие. Но жизнь и состоит из сплошных противоречий.
– Ты странный, – задумчиво сказала Маша.
– И желающий странного, – кивнул я. – Пошли в другую комнату.
В другой комнате стоял диван, на котором теперь мне придется спать, пара глубоких кресел, фальшивый камин с электрической подсветкой, наследие одной из моих жен, и компьютерный стол со старым стационарным компьютером.
– Комп отдам тебе, когда купим новый стол, – ткнул я пальцем в монитор. – Можно бы перетащить и этот, но он слишком здоровый, в комнате будет не повернуться.
На кухне зазвонил телефон.
– Твой, – сказал я Маше. Девочка опрометью бросилась бежать. Я прислушался. Ее разговор оказался коротким: «Привет. Я потом перезвоню».
– Приятель звонил? – спросил я, когда она вернулась в комнату.
– Подружка. В соседнем подъезде живет. Вместе в школу ходим, – объяснила Маша.
– Та, которой ты из машины звонила?
Девочка кинула.
– В одном классе учитесь?
Маша кивнула снова.
– Она не очень хорошая подружка, правильно?
– Да, не очень, – согласилась девочка.