Операция «Престол» - страница 10
Да, на этот раз Марина вытащила счастливый билет, подполковник Дугин твердо стоял на ногах и очень скоро должен был занять кресло своего непосредственного начальника, которого он очень умело спаивал.
По сути дела, именно он, а не полковник Сарыгин, вершил все дела в Астраханской области, в которой было не много не мало, а целых семь лагерей.
Однако Марину радовала отнюдь не власть ее сожителя над зеками и начальниками отрядов и зон, а то, что он был по-настоящему богатым человеком и буквально осыпал ее дорогими подарками.
Все было бы хорошо, если бы не одно «но», которое не давало Марине покоя.
Узнав Дугина поближе, она не могла не понимать того, что никаких гарантий у нее не было, и Николай в лубую минуту мог также спокойно расстаться с нею, как он расстался с женой.
Что же касается любви, то никакой любви она к нему не испытывала, поскольку это был, если называть вещи своими именами, самый обыкновенный самодур.
Грубый и малообразованный.
В то время как сама Марина обладала тонкой художественной натурой, унаследованной от отца-историка и матери-пианистки.
Она была начитана, хорошо знала историю России и Европы и прекрасно играла на пианино и гитаре.
Все ее беды начались после того, как отца приписали к какой-то контрреволюционной организации и сослали на Север, где он вскоре умер от заражения крови.
Мать выгнали с работы, и она, промучавшись несколько лет на случайные заработки, утонула в Финском заливе. И Марина сильно подозревала, что она свела счеты со ставшей для нее невыносимой жизнью.
А когда Марина как-то спросила ее, почему она, еще молодая и красивая, не выходит больше замуж, мать посмотрела на нее так, что Марина никогда больше не заговаривала на эту тему.
Только потом, когда метери не стало, он поняла, что гранатовые браслеты» бывают не только в литературе.
И в том, что она из тонкой и художественно очень одаренной натуры превратилась в расчетливую и далекую от романтики женщину, отчасти была виновата и та жизнь, в которой ей приходилось не жить, а выживать.
И когда она встретила Алексея, она не устояла.
Конечно, это был не простой уголовник.
Алексей Анненков был из дворян, о чем говорили его фамилия и кличка Граф.
Он был красив, прекрасно образован и крепок здоровьем. Оно, конечно, генетика, как утверждал академик от науки Лысенко, возможно, и была продажной девкой империализма, однако порода есть порода!
Алексей не шел ни в какое сравнение с всесильным чекистом, которого красило только его кресло, и очень скоро Марина по-настоящему увлеклась им.
Она познакомилась с ним на репетиции концерта, посвященного какой-то там годовщине большевистской победы.
Он прекрасно пел, а она очень хорошо играла на рояле.
Очень скоро они, что называется, спелись, и с того самого дня, когда Марина впервые отдалась ему, она использвала каждый удобный момент, чтобы видеться с ним.
Хотя это было не так просто. Николай не так часто уезжал в командировки, а постоянно вызывать Анненкова на хозяйственные работы по дому она не могла.
Увидев во второй раз кряду в своем доме красивого и умного мужчину, Николай даже не стал бы ничего выяснять. Но уже через неделю ее любовника просто-напрсото выловили бы из той самой Волги, в которой он обещал утопить свою законную жену.
И все-таки они виделись. Чаще всего в том самом театре, где их свела лагерная судьба.
На счастье Марины, подоготовленный ею и Анненковым концерт настолько понравился высоким гостям из Москвы, что начальник Управления генерал Кетов приказал и впредь готовить не только концерты, но и спетакли.
Эти спектакли на самом деле нравились, и очень скоро импровизированный тетар стал разъезжать по близлежащим городам. И как поговаривали, осенью они должны были выступать в Москве.
Весь вопрос заключался для Марины только в том, дотянет ли она до осени.
И все дело было в этой свалившейся ей как снег на голову сестре начальника производственного отдела, приехавшей погостить к брату.
В чем-в чем, а в этом Марина не ошибалась. Она видела сегодня, как Николай смотрел на этй самую Тамару и как он танцевал с ней.
Это ведь все только делали вид, что не замечают того, как он тесно прижимал ее к себе и как туманился его взгляд.