Операция «Соболь» - страница 23
Только теперь заметив, что Лихорев косится на пистолет, майор сунул его в карман.
Пальцы радиста быстрее забегали по ручкам рации.
Свет больше не мигал. Майор впился глазами в ритмично мерцавший волосок лампочки. Неизвестная рация молчала, ритм не нарушался.
— Черт возьми! — майор стукнул кулаком по столу. — Проворонили! Надо же…
В это время нить опять замерцала не в лад ритмичным постукиваниям движка. Тимофеев схватил карандаш и стал скоро и аккуратно записывать сигналы лампочки. Лихорев лихорадочно завертел виньер настройки. Скоро он обнаружил станцию, посылавшую в эфир сигналы. Еще несколько мгновений лампочка мигала, врываясь в ритм движка, и одновременно из громкоговорителя слышалось прерывистое попискивание, как это бывает при работе телеграфным ключом; сигналы в точности повторяли мерцание света. Потом динамик замолчал.
— Все, — произнес Тимофеев.
— Как вы догадались?
— Со светом-то? — Тимофеев искоса взглянул на него и улыбнулся. — Моим соседом был радиолюбитель. Когда он работал, в моей комнате мерцал свет. Станция его брала много энергии. У нас в доме привыкли к таким вещам. Кто знал телеграфную азбуку, тот был в курсе всех радиоразговоров моего соседа… У кого же здесь может быть рация?
— Не знаю. Все служащие живут в одном месте. Пятеро нас.
— А какие постройки получают энергию от движка? Кроме тех, что расположены на центральной усадьбе.
— Хозяйство охотника Казина.
— Значит, рация у Казина?
— Но… может быть… Подключился кто-нибудь?
— Значит, рация в том доме, — твердо сказал Тимофеев и, обернувшись к Лихореву, спросил: — Почему вы думаете, что это не так?
— Старик с директором нашим, с Медведевым, соболей ловит. Они давно в тайгу ушли. И пасынок вот уже неделя как в тайге. Тоже соболя промышляет. Дома только бабка Степанида. Не она же передачи ведет. Поехать-то туда очень надо! Может, кто чужой к бабке забрел и орудует. Браконьер какой. Набил соболей…
— Соболя, соболя… — задумчиво произнес Тимофеев. — Кто такой Казин? Почему вы думаете, что у него в доме не может быть рации? Насчет браконьера — это, извините, чепуха, а вот чужой… Чужой, может, и забрел к бабке Степаниде.
— Конечно! — встрепенулся Лихорев, будто и не он первым высказал мысль, что в дом Казина мог забрести чужак. — Старик живет в поселке уже восемь лет. Его здесь уважают. Правда, он всегда был против того, чтобы пасынок его занимался в радиокружке. Но ведь это ничего не значит. Правда? Чужой, чужой в поселке!
— Вот как?
Тимофеев отошел от стола, на котором разместилась радиостанция, и подошел к окну. Пурга разыгралась не на шутку. Даже ближние деревья потонули в снежной круговерти.
— До дома Казина километров пять? — спросил Тимофеев.
— Больше, примерно семь.
— Тот, кто в доме, сейчас уже никуда не выберется. Едем. Кто бы там ни был. Мы его застанем.
— Почему? От дома Казина не обязательно выбираться через центральную усадьбу. Можно проехать на побережье другим путем. Между грядой сопок. Там ветра почти нет. Только снег. Если кто выберется оттуда, то может пройти к утру километров двадцать, — возразил Лихорев. — А мы едва доберемся до дома Казина. Ветер будет дуть нам встречь.
— Но чтобы уйти из дома Казина по этой тропе, надо очень хорошо знать местность. Иначе — пропадешь. Не так ли?
— Еще бы! Не зная дороги, на первом же километре собьешься с пути, — заметил Лихорев.
— А чужак может так хорошо знать местность и тропу через перевал?
— Н-нет. Ее не всякий камчадал знает.
— Вот видите. Значит, либо в доме свой человек, который может уйти, либо чужой, который уйти не сможет. Только своему-то зачем же в такую метелицу подаваться из тепла.
— Очень трудно, почти невозможно идти в такую погоду, товарищ Тимофеев.
Внизу хлопнула дверь. Послышались голоса. Через минуту в кабинете появился плотный широкоплечий мужчина в меховых торбасах. Он шел медленно, опираясь о стену рукой. Видно было: каждый шаг стоит ему больших усилий.
— Медведев, — глухим голосом отрекомендовался он Тимофееву. — Извините, плохо мне очень. Еще в тайге сердце схватило.
— Значит, ехать все-таки можно, — сказал тот, метнув взгляд в сторону Лихорева.