Операция «Святой» - страница 11

— Согласен, — кивнул Гизевиус.

— Но все дело в том, что появиться одновременно с Дворником в маленьком курортном городке я не могу… Машек меня знает, и не поручусь, что меня тогда не примут за соглядатая…

— Ваши предложения?

— Я поеду в Янске-Лазны, пока там еще нет профессора. Должен осмотреть место и завязать контакты, которые пойдут впрок моему помощнику. Да, помощнику, — повторил Дорн. — Мне необходима ваша санкция на введение в операцию нового человека, этот человек и пойдет на прямой контакт с Дворником и подготовит платформу для моей встречи с профессором.

— Кто же будет работать с Дворником? — спросил Гизевиус.

— Ингрид ван Ловитц, управляющая моей фабрики.

— Гм… — Гизевиус помнил о подозрениях, нависших над этой женщиной, куда более обоснованных, чем подозрения, которые тогда легли на самого Дорна.

Дорн оценил эту реакцию и поспешил развить свою мысль:

— Ингрид ван Ловитц мне многим обязана. Она достаточно предана мне и не бросит на меня тени. На маленьких курортах люди, живущие в одном пансионе или санатории, довольно быстро сходятся накоротке. Фройлен ван Ловитц из духовного сословия и легко может стать собеседницей профессора-теолога. У них найдутся общие темы. Остальное будет зависеть от моих инструкций и обстоятельств. На инструктаж я вызову ван Ловитц в Вену — неосмотрительно встречаться с ней в Чехии.

— Верно. Что я должен делать? Запросить Вильгельмштрассе?

— Выезд ван Ловитц оформлен шведским МИД.

Гизевиус одобрительно кивнул.

— Бедняга действительно больна, — объяснил Дорн, — прогрессирующий сколиоз, ее поездка на курорт, специализирующийся на нервных и костных заболеваниях, не вызовет недоумения ни шведских, ни чешских властей… Вас я прошу только об одном — нейтрализовать в этом деле Принцальбертштрассе, чтобы там хотя бы не мешали мне лишними вопросами. Это они в свое время сделали из Ловитц больного человека, и совершенно зря, — ядовито прибавил Дорн.

Гизевиус посмотрел на него внимательно:

— Вы чисты, значит, чиста и она…

— Лей по старой памяти смотрит за каждым моим шагом, даже пытается вмешаться в личную жизнь. Например, сегодня он убеждал меня в необходимости брака с русской эмигранткой, моей лондонской знакомой…

— Не может быть! — смеясь, воскликнул Гизевиус. — Ну и как, убедил?

— Более того, Лей дал мне понять, что я могу отправиться с ней в Россию, а там…

— Я выясню, что там задумал Лей. Значит, вам нужно легально выехать в Вену… Вот и поезжайте на конференцию хаймвера. Там будет много наших. Вы сможете спокойно работать. И не думайте о Лее, я давно заметил, его порой заносит…

Лиханов остался один в пустой квартире. Когда в этих комнатах крутились племянники, дети двоюродного брата, казалось, яблоку упасть негде. Чувство одиночества заставляло двигаться, брать в руки какие-то брошенные в суете отъезда вещи — Лиханову совершенно чужие и ненужные.

Брат с визой не помог. Что ж такого сделал Родине Борис Лиханов, что она не хочет принять его? Благо, брат оставил Борису квартиру да договорился для него о службе — в Центральной Венской пожарной части, сам там служил с двадцатого года, как в Австрии оказался. Вот памятка с адресом: Ам Хоф, 10. И имя человека, к которому следует обратиться — Георг Вайзель. Не бог весть как хотелось становиться пожарным… Впрочем, брату эта служба давала возможность сводить концы с концами, умудрялись даже выезжать летом за город — это удовольствие в Европе вовсе недешево. Боже! Что прежде для Лиханова значило поехать в деревню!.. Не ленись только открывать рот, куда зальют парного молока, только протяни руку — и полная пригоршня малины, орехов, только спустись к реке — и вот оно, истинное блаженство. И все это было свое, родное, привычное до незаметности. Теперь же и в реке не искупаться, если не нашлось нескольких шиллингов или марок на входной билет на пляж. А уж о парном молоке…

По ассоциации подумалось: «Прежде всего надо поесть, чтобы не смотреть на немца голодными, ищущими, подобострастными глазами, чтобы не считал тевтон, что лезу я в их пожарища за неимением иного средства к пропитанию».