Операция «Святой» - страница 19

«В Европе считают, что покойный Дольфус — вот подлинный символ сопротивления аншлюсу и Германии. А я, Шушниг, — на приставном стуле, так, тряпка… И никто не хочет понять, что я пожинаю плоды, посеянные именно Дольфусом. Наверное, нужно умереть, чтобы стать героем. Пусти я сейчас пулю в лоб, Австрия прекратит существовать как суверенное государство». Подумал и вздрогнул: послышались мелкие шаги дочери. Хорошо бы зашла. Нет, побежала мимо его двери… Наверное, звонить в Вену, подружкам или кавалерам? Не заметил, как девочка стала большой. Совсем недавно пугалась, когда он читал ей «Крошку Цахес». Теперь она ничего не боится. Так и заявила на рождество: «Чем мучиться неизвестностью и ждать, когда нас свяжут и отправят в тюрьму, лучше спокойно отдать власть Гитлеру. В конце концов, он такой же австриец, как мы все. Родился в Линце, как мама». Что было ей ответить? Говорят, дети — наша совесть. Дети и старики. Шушниг проводил взглядом дворецкого, поставившего перед ним поднос с едой, и спросил себя, зачем он понадобился старому профессору, как говорят, ныне доверенному лицу президента Бенеша? Париж и Лондон он посетил, конечно, не для теософского диспута. «Может быть, он начнет агитировать меня за восточный пакт? Пропагандировать систему коллективной безопасности? Говорят, Леон Блюм — красный. Левые силы… Евреи, атеисты, дельцы, политиканы — вот что такое левые силы. Значит, вместе с Советами противостоять Германии? Может быть, ввести в Вену войска господина Ворошилова?» В Шушниге закипела злость. Она редко посещала его, иезуиты, у которых он воспитывался до поступления в Католический колледж, научили его управлять собой и не опускаться до низменных страстей, но… Или, может быть, прикажете ввести в правительство коммунистов и социалистов, как французы? Опыт имеется: Гитлер приказал, и нацисты в правительство введены были. Нет, господин Блюм как гарант Австрии невозможен. А Советы в этой роли… Это просто смешно! Весь мир посмеется над Австрией, поклонившейся русским. И под этот смех люфтваффе забросает Вену бомбами… Начнется война, опять мировая война, в которой опять обвинят маленькую Австрию. Или еще хуже — Европа станет большевистской. Красным доверять нельзя. Они могут, конечно, оказать реальную помощь, но тут же объединят вокруг себя всех красных — и австрийских, и чешских, и немецких… И все. Русское дворянство бежало от большевиков к европейцам. А куда побегут европейцы? В Америку? В Австралию? В Африку? Шушниг перекрестился. «Впрочем, — сказал он себе, — не надо так мрачно оценивать ситуацию. Если это правда, что Германия собирается воевать на два фронта — и с Францией, и с Советами… Главное, продержаться до первого сентября».

Подвинул к себе поднос с ужином. Нервы уже совсем расшатались. Он приказал заваривать вместо чая и кофе успокоительный отвар из трав. Налил в чашку с профилем Марии-Терезии пряную жидкость, попытался сбить ее горечь кусочками колбаски, рокфора и снова пил отвар, пока не почувствовал, как притупляются чувства и приближается долгожданный сон.

Утром проснулся от яркого света, который бил в лицо: вчера не зашторил окно, уснул в кресле. Теперь целый день не избавиться от тяжести в голове. Автоматически, по многолетней привычке, бросил взгляд на календарь: 6 февраля 1938 года, 10 часов утра — часы хрипло принялись отбивать время. Через два часа приедет Дворник…

Дворник долго молча и пристально рассматривал своего ученика. Когда они познакомились, Курту было двенадцать лет. Все такой же церемонный, с нерешительным выражением лица, мягким и робким взглядом, тихим голосом. «Зря он отказался от духовной карьеры, — подумал Дворник, — у него внешность пастыря, но не канцлера. И политик он слабый. Во всяком случае, для нынешней сложной ситуации. Говорить с ним будет трудно», — заключил.

От знакомства с семьей и домочадцами канцлера, от угощения за вторым завтраком профессор утомился и предложил Шушнигу выйти на воздух. Хорошо скрипел снег под ногами, белые скульптуры антик казались вылепленными из снега.

— Ваше превосходительство, — официально начал Дворник, когда они вышли на пустынную аллею, — я слишком стар, чтобы брать на себя смелость попусту тревожить вас… К тому же путь до Вены оказался более тяжел, чем в прежние годы. Но цель моего визита стоит моих трудностей и вашего внимания. Ваша страна и мое отечество оказались перед общей опасностью… Европейские политики, увы, считают конфликт, ведущий к агрессии, чисто идейным. Примите национал-социалистскую веру, говорят иные из них, и ваш суверенитет останется с вами. Однако происходящее — вовсе не конфликт убеждений, духовное ренегатство не спасет наши страны. Все это лишь повод… Неужели у нас так мало сил, чтобы предотвратить опасность?