Операция «Венера» - страница 28
— Через двенадцать минут, с шестой полосы, мистер Кортней. Вот ваш билет. А это завтрак на всякий случай…
— Прекрасно. — Я действительно не успел поесть. Мы направились к шестой полосе; жуя на ходу бутерброд с эрзац-сыром, я спросил:
— Что нового в конторе?
— Ваши увольнения в Сан-Диего наделали много шума. Отдел личного состава пожаловался мистеру Шокену, но он вас поддержал — так балла на четыре, не больше.
Новость была не из приятных. Двенадцать баллов — это ураган, буря. Из кабинета Шокена доносились бы громовые раскаты: «Да как смеете вы, мелкая сошка, критиковать действия члена правления, облеченного правами?!. Чтоб я больше этого не слышал!..» и так далее. Четыре балла — это всего лишь крепчает ветерок, и мелким суденышкам лучше укрыться в гавани, ну, что-нибудь вроде: «Джентльмены, я уверен, что мистер Кортней имел все основания принять подобные меры. Занимаясь будничными делами, люди часто теряют чувство Большой перспективы…»
Я спросил у Эстер:
— Что, секретарша Ренстеда — просто одна из его сотрудниц или… — я хотел было сказать «наушница», но вовремя удержался: — …э-э… его доверенное лицо?
— Да, он ей очень доверяет, — уклончиво ответила Эстер.
— А как она отнеслась к скандалу в Сан-Диего?
— Мне передали — хохотала, как безумная.
Больше я не стал расспрашивать. Выяснить как бы невзначай, что думает о тебе большое начальство, — это одно, но выспрашивать, что говорят рядовые сотрудницы, — все равно, что поощрять подчиненных к доносам. Хотя не скажу, чтобы у нас в конторе было мало охотниц до этого.
— Я хочу тут же вылететь обратно, — сказал я Эстер. — Только выясню кое-что с Ренстедом.
— Ваша жена не едет с вами?
— Нет. Я собираюсь разорвать Ренстеда на куски, а она хирург и, чего доброго, еще вздумает сшить его.
Эстер вежливо хихикнула.
— Приятного путешествия, мистер Кортней, — сказала она. Мы подошли к шестой полосе.
Но путешествие оказалось не из приятных. Летели Мы довольно низко на отвратительной маломестной туристской ракете. Призматические стекла иллюминаторов неизменно вызывают у меня приступы воздушной болезни. Когда поворачиваешь голову и смотришь в такое стекло, видишь все внизу, прямо по вертикали. Но, пожалуй, хуже всего оказалась реклама — творение фирмы «Таунтон и К». Глядишь в иллюминатор и только начинаешь внушать своему проклятому нутру, что все в порядке, а самому себе — что внизу под нами немало любопытного, как на стекла наплывает начальная и бесстыжая таунтоновская реклама, и в уши назойливо лезет идиотский мотив.
Пролетая над долиной Амазонки; по интереснейшим местам, я с любопытством разглядывал «Третью электрическую» — величайшую в мире гидроэлектростанцию, как вдруг началось:
Сопровождавшие эту пошлятину изображения были выдержаны в самом низкопробном духе. Я в который уже раз возблагодарил Господа бога за то, что не работаю у Таунтона.
Примерно то же повторилось над Огненной Землей. Ракета описала большой круг, чтобы туристы могли посмотреть китобойные промыслы. Под нами было огромное водное пространство, огороженное плавучими бонами — туда свободно проникал планктон, но попавшие в западню киты уже не могли выбраться оттуда. Я с восхищением смотрел, как самка кита кормит детеныша — это напоминало заправку самолета в воздухе. Но тут иллюминаторы опять помутнели — пассажиров начали потчевать очередной порцией таунтоновской рекламы:
Дальнейшее предназначалось непосредственно для органов обоняния. Это уже было свыше моих сил, и мне пришлось воспользоваться бумажным кульком, которым авиакомпания предусмотрительно снабжает пассажиров. А реклама чирикала дальше.
Затем музыка и пение прекратились и последовал грубоватый, прозаический медицинский совет:
«Не задерживайте естественное потовыделение. Это равносильно самоубийству. Врачи рекомендуют пользоваться дезодоратором, но ни в коем случае не астринджентом».
Потом еще раз густо шибануло в нос. Но мне было уже все равно — и в голове, и в желудке у меня было пусто.
Таунтоновские парни любят грубо приправлять свою рекламу медицинскими советами; можно подумать, будто они сами изобрели этот прием.