Опиум интеллектуалов - страница 6

В странах Южной Америки или Восточной Европы не раз воспроизводилось то же сочетание авторитарных средств и социально прогрессивных целей. В подражание Европе они создали парламенты, ввели избирательное право, но массы оставались неграмотными, а средний класс слабым: либеральные институты неизбежно были монополизированы «феодалами» или «плутократами», крупными собственниками и их союзниками в государстве. А диктатура Перона, поддерживаемая descamidos (безрубашечниками), которую позорит крупная буржуазия, привязанная к своим привилегиям и к парламенту, ею созданным и защищаемым, она правая или левая? Политические, социальные и экономические ценности левых, которыми отмечены последовательные этапы развития, находятся на конечном отрезке пути признания в Европе, в других местах остаются радикально распавшимися.

Впрочем, это не значит, что такой распад не был замечен теоретиками политики. Греческие авторы описали две типичные ситуации, при которых возникают авторитарные движения, которые нельзя отнести ни к правым аристократам, ни к левым либералам: «прежняя тирания» – это современница перехода между патриархальными обществами и городскими и ремесленными обществами. А «тирания современная» происходит из борьбы заговорщиков внутри демократий. Первая чаще бывает военной, а вторая – гражданской. Одна опирается на группировку растущих классов, мелкую буржуазию городов, она отвергает господствующие институты и умело пользуется к собственной выгоде крупными группами, «семьями». Вторая в старинных городах собирала в неустойчивую коалицию «богачей, взволнованных угрозой грабительских законов» и самых бедных граждан, которых средние классы лишили средств к существованию, принеся в жертву кредиторам. В индустриальных обществах ХХ века подобная коалиция объединяет крупных капиталистов, на которых наводит ужас социализм, промежуточные группы, считающие себя жертвами плутократов и пролетариата, защищаемого профсоюзами, представителей самых бедных трудящихся (сельскохозяйственных рабочих или безработных) и, наконец, националистов и активистов всех общественных групп, которых раздражает медлительность парламентских действий.

В ХIХ веке история Франции дает примеры подобных распадов. Наполеон закрепил социальные завоевания революции, но он заменил ее монархией, ослабленной и веротерпимой, личной властью, настолько же деспотичной, насколько эффективной. Гражданский кодекс и диктатура не были больше несовместимы с веком буржуазии, как и пятилетние планы и тирания с веком социализма.

Хотелось придать конфликтам Старой Европы какую-то идеологическую чистоту, объяснить «фашистские революции» высшими формами реакции. Вопреки очевидности отрицается, что коричневые демагоги были смертельными врагами либеральной буржуазии так же, как и социал-демократы. Революции правых оставляют у власти тот же капиталистический класс и ограничиваются заменой полицейского деспотизма на более тонкие категории парламентской демократии. Какова бы ни была роль, которую сыграл «крупный капитал» в пришествии фашизма, искажается историческое значение «национальных революций», когда их приводят к разновидности своеобразной реакции или к государственной суперструктуре монополистического капитализма.

Однако если рассматривать одну крайность – большевизм и другую – франкизм, то первую несомненно нужно назвать левой, а вторую – правой: первый заменил собой традиционный абсолютизм, он ликвидировал прежний правящий класс, создал коллективную собственность на средства производства. Он пришел к власти при поддержке рабочих, крестьян и солдат, истосковавшихся по миру, хлебу и праву на землю. Второй пришел на смену парламентскому режиму, он финансировался и поддерживался привилегированными слоями (крупными собственниками, промышленниками, церковью, армией), он одержал победу на полях сражений гражданской войны благодаря марокканским войскам при участии карлистов и благодаря, наконец, немецкой или итальянской интервенции. Большевики относят себя к левой идеологии, рационализму, прогрессу, свободе, франкисты – к контрреволюционной идеологии, семье, религии, власти.