Оптимисты в болоте - страница 6

Наши «левые» испугались дубинки, штрафов и 15 суток. Какая у них «революция» немощная, такой и у властей «террор» — так, зажимчик. И этого оказалось достаточно. Какой же Лебедев «борец с режимом», если он стал сотрудничать со следствием через полгода, находясь под домашним арестом? За это РСД исключило его из своих рядов. Какое наказание! Раньше за сотрудничество с полицией по-другому разбирались. В 1876 году народники Лев Дейч и Виктор Малинка предателя Николая Гориновича избили (как они думали, до смерти) и облили ему голову серной кислотой, чтобы нельзя было опознать. Но Горинович, ослепший, с развалившимся лицом и изуродованной рукой, выжил. Другим — наука.

Если бы подсудимые были опасными политическими преступниками, то их бы под домашним арестом не держали и по амнистии не освобождали. Политического заказа «от верхов» в деле нет, просто судебная бюрократическая машина делает свой привычный оборот: оставшихся под судом, вероятно, приговорят к срокам — оправдательных приговоров у нас не бывает в принципе, а через некоторое время осужденные наверняка выйдут по амнистии. В стране десятки тысяч людей ежегодно так прокручивают через судебный механизм. Так почему же «левые» лишь сейчас возопили о терроре? Да только потому, что их лично задело! Вы прочитайте еще раз, что пишет Васильева: «Нас запугивали, наших друзей бросили в тюрьмы. Многие близкие были вынуждены бежать из страны». Им до фонаря ежедневный полицейский и судебный беспредел в стране, а как только коснулось людей их круга, так запричитали о терроре. Это — не левая солидарность, это — мещанская групповщина.

ЛФ тоже бьется в истерике по поводу «репрессий». Удальцов заявил: «Все, что сейчас происходит, мне напоминает террор 1930-х годов»[13]. Это он говорил, еще находясь на свободе. Сейчас он под домашним арестом. Многих ли людей в 30-е под домашним арестом держали? Сталинская бюрократия в 30-х казнила более 700 тысяч человек по политическим мотивам. Сейчас же — несколько носов расквасили, да лбов разбили, да пару десятков человек за решетку засадили. Как язык поворачивается это сравнивать? Кому из врагов Сталина в разгар репрессий удавалось, как Удальцову сейчас, издать две книги, постоянно писать статьи и давать интервью? Многим ли сталинским жертвам приходилось сталкиваться с нынешними проблемами Удальцова: «Домашний арест заставляет развивать самодисциплину. Иначе можно одичать, разжиреть и деградировать, сидя в четырех стенах. Кстати, хорошо, что у меня нет зависимости от алкоголя, а то мог бы и забухать»[14]? Боится, как бы не растолстеть да не нажраться. Выдающийся политический деятель. Насчет деградации может не беспокоится: не деградирует. Дальше уже некуда.

И вот, во главе с таким простым как три копейки лидером ЛФ решает проблему революционного класса. В отличие от РСД, в программе ЛФ о нем вообще ничего не говорится и не объясняется, кто поддержит пресловутую «левую коалицию». Авторы лишь считают, что всех «недовольных» беспокоит один вопрос: «да что же вы будете совершенно конкретно делать, если мы, народ, доверим вам, левым, власть?» А разве есть у народа власть, чтобы он мог ею распоряжаться? Власть у путиных, прохоровых и криминальных авторитетов. Что ж, пусть ЛФ ждет, пока именно они ему власть и предложат.

Правда, в «Политической платформе»[15] ЛФ пытается определить сторонников социализма следующим оригинальным образом: «такие социалистические ценности, как социальные права и гарантии, равные возможности для всех, уверенность в завтрашнем дне и т. п. разделяют все группы трудящихся» (выделено мной. — Р.В.). Уверенность в завтрашнем дне — то есть деньги, еда, потребление, развлечения, отдых, безответственность — это совершенно обывательская ценность, и все трудящиеся сейчас, к сожалению, — истинные обыватели. Это желание стабильности и бездействия явно противоречит необходимости вести революционную борьбу, без которой нельзя добиться тех самых «прав», «гарантий» и «возможностей».

То-то же А. Сахнин (координатор ЛФ), убежав в Швецию, запел о шведской социал-демократии: «Поскольку большую часть жизни, я ее критиковал, сейчас мне хочется сказать в ее защиту» (пунктуация автора)