Оптинские были. Очерки и рассказы из истории Введенской Оптиной Пустыни - страница 12
Если вернуться к первым годам возникновения Скита, мы увидим у паломника, описывающего службу, которую вел скитоначальник о. Антоний, то же самое благоговение и умиление. Он пишет о храме: «Здесь уже при самом вступлении, бывало, чувствуешь себя вне мира и превратностей его. С каким умилительным благоговением совершалось священнослужение! И это благоговение отражалось на всех предстоящих до такой степени, что слышался каждый шелест, каждое движение в церкви. Клиросное пение, в котором часто участвовал сам начальник Скита о. Антоний, было тихое, стройное и вместе с тем величественное и правильное, подобного которому после того я нигде уже не слыхал… В пении скитском слышались кротость, смирение, страх Божий и благоговение молитвенное, между тем как в мирском пении часто отражается мир и его страсти. Что ж сказать о тех вожделеннейших днях, когда священнодействие совершалось самим начальником Скита о. Антонием? В каждом его движении, в каждом слове и возгласе видны были девственность, кротость, благоговение и вместе с тем святое чувство величия. Подобного священнослужения после того я нигде не встречал, хотя был во многих обителях и церквах».
После кончины преподобного Антония игумен Антоний (Бочков) вспоминал о его служении в первоначально построенном скитском храме: «Превосходный чтец и певец, один из лучших уставщиков всего монашества, он был первым украшением Оптинской, особенно Скитской церкви, которая стала для него любимым, единственным местом духовной отрады, его первою мыслию, его жизнью. Он соблюдал в ней порядок, ее священный чин, возлюбил ее красоту, чистоту, готов был устами отвевать малейшую пылинку, замеченную им на лице возлюбленного его малого храма, восходившего при нем постепенно в свое благолепие и срубленного вначале его секирою. Служение девственного старца было истинным богослужением. Весь отдаваясь Духу Утешителю с первого воздеяния рук, он до исхода из храма не принадлежал себе».
А теперь, так как мы и пришли к началу скитской молитвенной жизни, обратимся к истории этого любимого в России и знаменитого монашеского поселения, – ведь тут, на месте Скита, некогда шумел или безмолвствовал вековой бор… Менее чем в полуверсте от Оптиной Пустыни – могучая, таинственная дебрь…
Среди сосен и елей шла тропинка, и на ней изредка показывался старец-схимонах, имевший в этой глуши, однако вблизи монастыря, уединенную келлию. Его звали о. Иоанникий. Там был небольшой просвет в чаще. Возле хижины зеленело несколько огородных грядок, а в небольшом отдалении стояло два или три улья… Схимонах Иоанникий скончался в 1815 году. А в 1819-м Оптину Пустынь посетил назначенный в Калужскую епархию известный подвижник-аскет, истинный монах – владыка Филарет (Амфитеатров). Он внимательно осматривал всю епархию. Здесь же, в Оптиной, он увидел, вернее, почувствовал чутким сердцем особенную благодать – безмолвие здешних лесов много сказало его душе. Пройдя по тропинке в лес, он увидел место, возле которого долго стоял в задумчивости: келлия покойного схимонаха, тишина – все располагало к молитве и богомыслию… Но владыка если и желал, не мог затвориться в уединении, – он призван был Господом на высокую кафедру для руководства и наставления многих. Так он и уехал отсюда.
Немного времени спустя посетил Оптину Пустынь один из отшельников, живших на смоленской земле в Рославльских лесах, – монах Моисей, человек еще молодой, но уже многому научившийся вместе с братом своим, о. Антонием, у старцев, руководивших ими там. Они оба и пострижены были в отшельнической келлии иеросхимонахом Афанасием. Изредка отшельников навещали Оптинские подвижники отцы Вассиан и Феофан (последний и скончался в Рославльской пустыни). Схимонах Вассиан при встрече с владыкой Филаретом сообщил ему, что старец Афанасий хотел бы переместиться с братией из Рославльских лесов, где им стали мешать, в соседство Оптиной Пустыни. Это совпало с желанием владыки устроить уединенное место по образу древних пустынников, где возрастала бы в безмолвии молитва, – место, которое было бы духовной опорой всего края… Так и определилось оно, там, возле келлии покойного монаха Иоанникия.