Оптинские были. Очерки и рассказы из истории Введенской Оптиной Пустыни - страница 9

– Да, хорошо у нас, даже немного как бы походит на рай. Вот какое сравнение подсказало ему сердце… А в другой раз, уже ночью, глядя в окно на звездное небо и темные деревья, он сказал о. Николаю, что теперешняя природа – остатки рая. И это опять о Ските, родном для него.

Однажды выдалось свободное время, и о. Варсонофий приглашает инока Николая на краткую прогулку. «Мы гуляли как отец с сыном, – записал тот. – Разговор был самый простой, искренний, что на уме, то и на языке. Ни малейшей натянутости не было между нами, но батюшка не терял своего старческого достоинства, а я своего почтения и уважения к нему».

За оградой Скита со всех сторон высятся могучие деревья, в основном, сосны. Случалось, налетала буря с громом и молниями – и падали иные великаны, с треском ломая ветви… Потом скитяне, убрав бурелом, делали посадки, возобновляя порушенное… А в Скиту умирали старые подвижники, но Скит не пустел. Новая монашеская поросль являлась в нем – а у Бога все живы: скитяне на земле, скитяне у Престола Господня…

«Мне часто приходится теперь зимою, – писал К. Н. Леонтьев (в биографии Оптинского монаха Климента (Зедергольма)), – когда я приезжаю в Оптину Пустынь, проходить мимо той дорожки, которая ведет к большому деревянному распятию скитского кладбища. Дорожка расчищена, но могилы занесены снегом. Вечером на распятии горит лампадка в красном фонаре, и, откуда бы я ни возвращался в поздний час, я издали вижу этот свет в темноте». Более семидесяти могил на скитском кладбище.

Счастливы были скитяне тем, что благословил их Господь подвизаться здесь в духовном деле спасения, в покаянии, посте и молитве. Но вот и благочестивые миряне часто так прилеплялись душой к этому святому месту, что оно становилось для них необходимым, – оно роднило их с иноками и между собой – в Боге. Некоторые из таких мирян оставили свои записи, в которых выражено благоговейное любование уже одним видом этого места. Высказывания эти, написанные в разное время, сливаются как бы в духовную поэму, восхваляющую Дом Господень. Они с любовью замечали каждую черточку здешней природы, вместе с тем невольно улавливали дух молитвы и мира, разлитый здесь… Пройдем с ними по дорожке, ведущей из монастыря в Скит, и внимательно рассмотрим Святые врата, устроенные весьма мудро.

«Скит построен в самом лесу, очень близко, впрочем, от монастыря, всего минутах в десяти ходьбы, – писал там же К. Н. Леонтьев. – К нему идет усыпанная щебнем дорожка в тени великолепных деревьев. Главная дорожка случайно, или по верному художественному чувству распорядителей, идет не совсем прямо, а чуть заметно уклоняясь в сторону, от этого Скит долго не виден, но потом вдруг из чащи предстают вам скитские ворота. Они имеют вид как бы небольшого храма, с одною белою главой наверху. Самый выбор этих цветов чрезвычайно удачен. Это так тепло и красиво: и летом – в густой зелени леса, и зимой – в снегу, из которого поднимаются суровые ели и сосны… По обеим сторонам дверей, под этими воротами, на стене изображены почти все главные подвижники и учители монашества: Антоний Великий, Нил Сорский, Исаак Сирин и другие. Все с развернутыми свитками, на которых славянские надписи, изречения их. Если кто-нибудь захочет тут остановиться и внимательно подумать при чтении этих свитков, он найдет уже в них всю основную, так сказать, азбуку монашеской жизни. Внутри, со стороны Скита, на этих розовых, как бы мирно-радостных и приветливых воротах изображена икона Знамения Божией Матери. Под иконой есть подпись: “Все упование мое на Тя возлагаю, Матерь Божия! Сохрани мя под кровом Твоим”… Кто, войдя в ворота Скита, обернется, тот непременно прочтет эту подпись, и она на многих действует с особенной силой. Отец Климент (Зедергольм) говорил мне сам, что как только увидал он эти ворота, как вошел в этот просторный, тихий и цветущий Скит и посмотрел на все вокруг себя, так и сказал себе в сердце своем: здесь тебе кончить жизнь».

Теперь проделаем этот путь от монастыря до Скита снова, уже с А. Н. Муравьевым, замечательным духовным писателем первой половины XIX века. Он шел в сопровождении старца Макария и игумена Антония. «Мы вышли из ограды монастырской в лес… – писал он в книге «Оптина Пустынь и святые годы». – В его чаще, менее, нежели за полверсты от пустыни, основана была любителем безмолвия на кафедре епископской другая, внутренняя, пустынь для уединенных подвижников и процветала яко крин, по выражению библейскому… У низкой деревянной ограды начальник Скита позвонил в колокольчик, а игумен А. указал мне на лики преподобных пустынножителей, начертанные на святых вратах. “Посмотрите, кто здесь приветствует входящих, – сказал он, – великие Антоний, Евфимий и Савва, и наши преподобные основатели жития иноческого; с их благословения и с молитвою войдем внутрь ограды”. Взошли, и нас обвеяло ароматом цветов, которыми усажен весь Скит по краям его перекрестных дорожек; высокие георгины в полном цвете обозначали их направление, и под ними смиренно благоухала притаившаяся резеда, подобно скромной добродетели иноческой. Пустынный Скит представился мне цветущим садом, и не напрасно носил он на себе внешний образ Эдема, возращая и внутренне райские плоды сердечной чистоты и послушания».