Опустошенные сады (сборник) - страница 10

Она тоже раскрывает зонтик, а левою рукой подбирает подол платья, чтобы не загрязнился.

— Хорошо, если бы ни Алексей, ни Книппен не пришли; с Ковалевым так приятно говорить. Он много думает и много чувствует, и чувства у него утонченные, выношенные в одиночестве и в непонимании окружающих. Еще бы: разве в таком проклятом болоте могут понять человека, здесь умеют только сплетничать, спиваться и щелкать зубами. Выродки! Мещане! Но она-то понимает его! Она его понимает.

— Прикажете подать? — спрашивает бородатый извозчик, едущий рядом с ней. Она отвечает:

— Не надо!

И заходит за угол. На площади весы в дождь еще сильнее напоминают старую, потемневшую от времени виселицу.

Наскоро пообедав, Рогнеда идет в спальню, вынимает из стоящего там платяного шкафа лучшие свои наряды и выбирает, что ей надеть.

Да, да! пусть будет так: черная шелковая кофточка, слегка декольтированная, с светло желтыми кружевами; черная шелковая юбка, плотно облегающая ее бедра, и спускающийся с обнаженной шеи золотой крест на тонкой золотой цепочке. Волосы спадают двумя плавными волнами на уши, так что уши совершенно скрываются. Отлично!

Из зеркала в двери шкафа на Рогнеду глядит надменная женщина, стройная и мрачная и таящая что-то орлиное в сурово сросшихся бровях, в сошедшихся наподобие двух черных крыльев волосах, в мелких зубах, сверкающих хищно и весело из-за тонких губ маленького рта. Отлично!..

«Вот я какая!» — горделиво думает о себе Рогнеда и ей радостно, что там, за шелками, сокрыто девственное тело, во сто крат прекраснее шелков.

— Мамочка! — говорит она старой пани, пришедшей в спальню вздремнуть после обеда. — Что, я еще хороша?

— Да, Рогнеда, ты очень хороша. Когда я была молодая, я была такая же красивая, как ты, тогда за меня сватался пан Юзеф, но я за него не пошла, он чуть не умер с горя.

Рогнеда разглядывает себя в зеркало.

— А ведь я, мамочка, скоро начну толстеть… Бр-р-р!.. Оплыву жиром и стану неповоротлива. Мне кажется, я уже и теперь полнее, чем раньше.

Пани не соглашается:

— Напротив, Рогнеда, ты слегка похудела за последнее время.

— Неужели?

— Да.

— Это тоже плохо.

Она слабо душит носовой платок, чтобы по исходящему аромату не сразу можно было определить — действительно ли надушена она; затем уходит в кухню отдать кое-какие распоряжения кухарке.

Кухарка — плюгавенькая старушонка, с микроскопическим носом, с блаженной улыбкой на глупом лице, маленьком, как мужской кулак средней величины. На ее микроскопическом носу прилепились огромные очки в железной оправе, а из-за очков видны вытаращенные желтые глаза… Кухарка любит наряжаться в красные платья, с бантами, и очень похожа на сову, но Рогнеда за ее очки дала ей прозвище — Профессор.

— Пожалуйста, Профессор, еще сходите в ренсковый погреб и купите там бутылку коньяку и четыре бутылки лимонаду. Вот вам деньги… Запомните?

Белесые губы недоумевающе шлепаются одна о другую.

— И вот… И почему же?

— Что почему же?

— И вот, вы пьяною будете… И разве не срамно барышне пить?.. И вот, я схожу, не мое дело… И вот…

— Ах, какая вы дура, Профессор! Я не для себя, ко мне гости придут.

Белесые губы опять шлепаются одна о другую.

— И еще булок, винограду… И еще апельсинов. Хорошо, барышня.

Рогнеда идет в гостиную, открывает пианино, — комната оглашается бурными звуками. Гоп-ля! Гоп-ля! — Рогнеда возбуждена, пальцы стремительно пробегают по клавишам, звенящие волны плывут, сталкиваются, разбиваются, замирают и восстают опять, опять…

Блестит и веселится пианино, пробужденное к жизни десятью быстрыми пальцами. Иногда Рогнеда перебирает клавиши тихо-тихо, как любящая кудри любимого; иногда гневно и стремительно, нанося боль и томление певучей душе блестящего инструмента.

Как легко и как радостно!

Опустошенный сад не глядит в окно взглядом тлена и разрушения, серые нити, беспрерывные капли дождя, далеко-далеко за спиною. Со свистом могучих крыльев, с гортанным выкриком взлетает в памяти черный прекрасный лебедь, — взлетает в лазурь, качается в вышине, взлетает все выше и выше…

Вдруг издалека доносится настойчивый звон. Разве сегодня воскресенье, разве сегодня поют колокола на колокольнях?