Опыт о человеческом разумении - страница 13

стр.

. Какие ж, спрашивается, твердые моральные оценки может в таком случае изречь некий стандартный общечеловеческий разум, а главное — кто же его послушается?

Некоторые исследователи, например П. Ласлет, видят здесь у Локка противоречие в его собственном мышлении, восходящее к «трещине» между отрицанием врожденных, а значит, единых для всего человеческого рода моральных принципов, с одной стороны, и необходимостью унификации моральных оценок — с другой.

Думается, что это противоречие имеет иной смысл. Различие представлений о роли «божественного» и естественного законов морали в «Опытах о законе природы» и в «Опыте о человеческом разумении», а также между моральным релятивизмом Локка и его убеждением в существовании твердых принципов разума в первой и четвертой книгах «Опыта...» мы считаем следствием развития взглядов Локка. В первом случае налицо эволюция его от кальвинистской набожности к деистическому рационализму. Во втором — модификация антиисторизма в сторону тенденции, которая в дальнейшем у Гельвеция сформировалась в представление о том, что релятивизация моральных принципов доходит в жизни людей до их извращения, когда естественный и разумный закон морали оказывается сокрытым от их глаз и для возврата к нему необходимо существенно изменить политические порядки.

Здесь надо отметить еще один момент. Когда Локк уже окончил «Трактаты о государственном правлении», изменение политических порядков, которое он считал необходимым, в Англии произошло, а значит, упование на разум людей, по его мнению, стало уже более обоснованным. Положение, при котором нарушается естественное и разумное общественное состояние и люди становятся «предубежденными» против морального закона природы, теперь, по мнению Локка, устранено, и существование и содержание этого закона может наконец стать «понятным и ясным» всякому разумному существу.

Тем самым критика теории врожденных идей приобрела еще одну функцию — она стала для Локка средством выявления противоположности между неупорядоченной и упорядоченной жизнью. Там, где буржуазные локковеды выискивают несвязность в мышлении философа, в действительности, хотя и очень абстрактно, отразилось различие в политической обстановке в разные периоды английской истории.

5. ВНЕШНИЙ И ВНУТРЕННИЙ ОПЫТ. ПРОСТЫЕ ИДЕИ

Краеугольным камнем гносеологии Локка был тезис о происхождении всего человеческого знания из индивидуального опыта. Тезис этот был, конечно, не нов; «гносеологическую робинзонаду» провозглашали еще эпикурейцы и стоики, причем уже они толковали ее сенсуалистически. Средневековые схоластики в принципе были чужды эмпиризму, но иногда, как, например, Фома Аквинский, тоже оперировали этим тезисом, вкладывая в него ограниченный смысл. Согласно эмпиризму Ф. Бэкона, ощущения опираются на «опыт» людей, а «опыт» судит о природе вещей вне нас. Но механизм возникновения ощущений в процессе общения человека с внешним миром не привлек к себе внимания Бэкона, его интересовали дальнейшие судьбы уже приобретенного людьми опыта. Сенсуалистическое положение «нет ничего в разуме, чего не было бы прежде в ощущениях» высказывалось уже Гоббсом и Гассенди. Однако всесторонне разработать обоснование эмпиризма в плане материалистического сенсуализма выпало на долю Локка. Если Бэкон обращался к опыту как к чему-то просто наличному, то Локк стремится выяснить его происхождение, развитие и строение. Бэкон и Гоббс пользовались абстракциями, мало задумываясь над их генезисом и структурой; Локк же, используя выдвинутый Бэконом принцип обобщающего комбинирования, постарался прояснить и этот вопрос. Тот же принцип, примененный к ощущениям, помогал выяснению их взаимодействий.

В своем понимании чувственного опыта Локк соединял воедино рассмотрение его как источника знаний о мире и как средства построения науки, а значит, постановки целенаправленных экспериментов, выбраковки ложных предположений и т. д. Нападая на рационалистов как на противников обоснования наук на фундаменте опыта, он, однако, провел различие между ошибочным истолкованием разума как абсолютного изначального источника знания и плодотворным пониманием его как инициатора и организатора познавательной, а значит, и чувственной деятельности. Первое он отверг, второе принял, поддержал и развил.