Оранжевый парус для невесты - страница 4
Фу, Ольга вытерла со лба пот. Не к добру эти мысли о судах и правосудии. Но видимо, здорово разворошила муравейник в голове, сама того не желая. Теперь, расталкивая всех, вперед вылезает эта мысль: захочет ли ее начальница Наталья Михайловна Дорошина затевать… процесс. Трудно будет доказать, что не она, не Ольга Ермакова, отправила тот ужасный факс в Улан-Удэ. Подпись-то ее.
Как же не любит ее начальница, если так подставляет? Могла бы прямо сказать: «Уходи, не хочу тебя видеть у себя под носом. Ну и что, если фирме из-за твоего свободного греческого перепала большая выгода?»
Ольга поморщилась, чувствуя, как подкрадывается обида, чтобы снова ущипнуть ее. Но это же правда, их турфирма благодаря ей здорово заработала.
Дело в том, что дама по имени Поппи Тцоди из городка Ретимно, что в западной части греческого острова Крит, совершенно рассиропилась, когда Ольга поговорила с ней на ее родном языке. Дама приехала в Москву, как потом призналась, дав себе зарок: предложить свою новую гостиницу с бешеной скидкой только той фирме, где найдет человека, свободно владеющего ее родным языком. Она сама когда-то учила русский, потому что ее отец был греческим коммунистом и боролся с черными полковниками. Он жив и сейчас, держит магазин кожи на самой дорогой туристической улочке в Ретимно. Но с русским у нее не заладилось. Поэтому она готова проникнуться несказанным уважением к тому, кто сумел то, что не далось ей, – овладеть чужим языком как родным. Поппи прошла через несколько московских фирм, которые работают с Грецией, но только в «Солидклиенте» нашла то, что искала.
«Не важно, все сейчас не важно, – одернула себя Ольга. – Собралась – поезжай. Остальное после».
Она снова посмотрела на сумку. Конечно, эта – самая настоящая дрянь. Ее-то как хороша – тянешь за веревочку, а она за тобой скачет послушно, как собачка.
– Ох, – простонала она. – Ну сколько можно? Теперь про собаку.
Снова вынырнуло то, о чем как будто и не думала. О собачке.
На самом деле Ольга всегда хотела иметь собаку. Но из-за этих поездок в Питер ее до сих пор у нее нет. Куда бы она девала песика, например, сейчас? А когда Виталий приедет? У него аллергия на длинношерстных, короткошерстных и гладкошерстных. А голых собак она сама терпеть не может. Это все равно что взять и побрить свою собственную голову. Вообще-то у Виталия на все аллергия и, кажется, начинается на свою мамочку. Чудеса!
Ольга пнула сумку, наполовину собранную, та прошуршала по натертому до блеска паркету и понуро ткнулась в дверной косяк. Видите ли, у него не вошли вещи в эту сумку! Да были бы на самом деле вещи! Страшно подумать – старые номера толстых журналов двадцатилетней давности. У него и так в комнате не продохнуть от бумаг. Ольга поморщилась, словно ощутила запах стоялой пыли. Бледно-голубые, грязно-белые с красными буквами, желтовато-застиранного цвета корешки журналов облепили все стены в его комнате и даже в прихожей.
– Это еще мама собирала, – объяснил он Ольге, когда она захотела узнать, зачем ему столько мусора.
Но что-то насторожило в его тоне, и она задала еще один вопрос:
– А почему твоя мама не держит их у себя?
– У нее негде, – коротко бросил он. – Между прочим, она в праве держать здесь все, что угодно. Эта квартира тоже мамина. – Виталий внимательно посмотрел на Ольгу – или ей померещился тот взгляд?
Нет, никогда не будет жены у Виталия Митрофанова. А если найдется какая, то уж точно не она. Было время, когда – вот глупая – ожидала предложения. Почему? Все просто – Виталий вдруг стал говорить о матери с непривычным раздражением. Ольга увидела в этом знак. Слава Богу, ошиблась.
Господи, спохватилась она, чуть не забыла о том, без чего нельзя приехать в Питер.
Ольга дернула ручку холодильника, который не влез на кухню и громоздился в прихожей. Надо вынуть пакет крабовых палочек. Виталий жаждет получить из ее рук рисовый салат, именно с московскими палочками, именно Бусиновского комбината. Сто лет бы их не ела, поморщилась Ольга. Но сколько еще таких салатов она сделает? И почему? Точнее спросить – зачем? А началось у них все вот как.