Ореховый прутик - страница 5
И сразу перед нами на какое-то мгновенье предстал Фаурар! Он был, но не огромен и не безобразен. Его рост не превышал двух этажей.
По виду и по одежде он был похож на деревенского кузнеца и вместе с тем на старого солдата. На нем были просторные высокие сапоги, рейтузы с золотыми галунами, а из-под кожаного фартука, подоткнутого к поясу, выглядывали белоснежная рубаха и курточка без рукавов со множеством блестящих пуговиц. В густых черных усах сверкала седина.
Прикрыв левой рукой левый глаз. Фаурар качался и подпрыгивал… Но вот он наподдал ногой огромный камень, и камень, просвистев, как бомба, отлетел на полверсты, ударился о синюю гранитную скалу и превратился в пыль. Тогда, схватившись за могучую сосну и вырвав ее с корнем. Фаурар огромными шагами устремился к лесу, словно перед ним стояло полчище врагов.
И мы снова видим перевал. Все звери скрылись. И только две белочки и три сороки взволнованно прыгали с ветки на ветку над головой Мариуки. Она по прежнему стояла под деревцем
- Ужасно сердится, бедняжка!- сочувственно вздыхала Белочка.
- Еще бы! Я бы тоже рассердилась!- подхватила вторая.- его укусила оса!- любезно пояснил подбежавший Заяц.
- Осу послала баба Клоанца. Клоанца! Да-да, Клоанца!- авторитетным хором крикнули сороки.
Мариука взглянула на зверюшек, махнула рукой и бросилась вперед по тропинке, вниз в долину…
Тем временем Фаурар ворвался в лес и, расшвыряв но крайней мере половину рощи, выбежал к зеленому болоту. Но боль в глазу не утихала! В отчаянии. он что есть силы топнул правой ногой, сапог немедленно увяз, и великан. кое-как высвободив ногу в полосатом вязаном чулке, запрыгал на одной ноге… И, наконец, изнемогая, лег ничком на траву и стал смотреться в небольшой круглый пруд. Невдалеке на плоском выступе утеса появилась Мариука.
- Не плачь и подойди сюда!- знонко крикнула девочка.
- Кто меня зовет?- приподнимая кудлатую голову, спросил Фаурар.
- Я, Мариука!- откликнулась девочка.
Великан поднялся на ноги, прошел вперед и сел на землю у подножья утеса, на котором стояла Мариука. Плечо Фаурара пришлось чуть выше уровня гранитной площадки.
- Здравствуй, муха!- сказал Фаурар, рассматривая девочку правым глазом и по прежнему прикрывая ладонью левый глаз.
- Молчи и постарайся сидеть смирно! - ответила Мариука и, храбро взобравшись к нему на правую руку, которой он облокотился на край площадки, побежала по рукаву, по плечу, потом, держась за пуговицы воротника, полезла вверх и ухватилась за усы.- Та-ак! Сейчас, сейчас! Не урони меня, пожалуйста! Теперь попробуй открыть глаз!..
Я не могу открыть, мне очень больно!- прошептал великан, осторожно подставляя руку, чтобы девочка не упала.
- Ах, бедняга!- с жалостью воскликнула девочка, перескочив с усов на подставленную ладонь.-Ну, смирно! Раз, два, три!.. Вот!.. Готово!- И она выдернула жало, вонзившееся в левое веко.
Боль в одно мгновение утихла. Фаурар бережно опустил Мариуку на гранитную площадку. Потом он засмеялся-сначала недоверчиво и тихо, потом все громче, громче и, наконец, пустился в пляс, прищелкивая пальцами… Так доплясал он до болотца, выхватил сапог и, размахивая им над головой, запел во все горло, да так громко, что Марина в ужасе зажала уши…
На перевале снова появились звери и птицы. С радостными криками, песнями, мурлыканьем и мычаньем они возвращались в родную свою долину. По всему было видно, что звери и птицы очень уважали Фаурара. А убежали они от великана потому, что испугались его: от боли и страданий он был в этот час грозен и страшен…
Мариука сидела в кресле замечательной работы.
Это кресло было ей как раз по росту. На спинке кресла красовалась надпись: «Соль». Под ногами у Мариуки был роскошнейший ковер, а позади, за креслом, поблескивали толстые мраморные колонны. Это была обыкновенная крестьянская солонка в виде креслица, точь-в-точь такая, какую Григораш подавал своей матери Иляне. Ковер представлял собой скатерть с нарядными узорами, а блестящие колонны - обычные глиняные кружки.
Короче говоря: она сидела на столе, накрытом к обеду. Фаурар снял фартук и, расположившись около стола, в восторге хлопотал, готовя скромное, но искреннее угощение. Вонзив большую вилку в бок целиком зажаренного быка, он острой солдатской саблей делил его на деликатные кусочки…