Орел смотрит на солнце - страница 16

Указка неожиданно взметнулась вверх и застыла у белесо-голубой черты.

— Здесь тундра, — говорит учитель, — безжизненная вечная мерзлота, холод…

Он прислушивается к монотонному шуму дождя, и кажется ему, что не только там, за Полярным кругом, распростерла свои ледяные крылья глухая и безмолвная тундра, а по всей России.

Мысль, внезапно возникшая на уроке географии, оказалась живучей: она пошла следом за учителем в его неуютное холостяцкое жилище, вызвала в памяти другие, далекие и близкие воспоминания, одни из которых, как искры, вспыхивали и гасли, другие требовали размышлений и ответов. От них никуда невозможно было уйти.

В Спасске Сергей Николаевич написал рассказ, который обратил на себя внимание читающей публики. Имя автора запомнилось. Рассказ назывался «Тундра». Первые же строки привлекали тонкой, сдержанной иронией и лаконизмом.

«Я жил тогда очень близко к богу, на пятом этаже длинного серого дома». (Здесь и в дальнейшем курсив везде мой, кроме случаев, специально оговоренных. — И. Ш.)

«Комнатка у меня была узенькая, в одно окно и с неоценимым удобством: для того, чтобы отворить дверь, не нужно было вставать с постели, на которой я привык лежать, — можно было просто толкнуть в нее ногой, и она отворялась в темный узкий коридор, переполненный противным хроническим запахом дешевых квартир».

Перед читателем сразу встает живая картина, написанная наблюдательным и несомненно талантливым художником. Сергей Николаевич как-то признавался, что все лучшие его картины «списаны с натуры», то есть подсмотрены в жизни. 28 февраля 1914 года он писал литературному критику А. Г. Горнфельду: «…Я вообще все проверяю по натуре и если я сам лично (курсив Ценского. — И. Ш.) чего-нибудь не видел, не слышал, то я и не напишу».

В центре рассказа — одинокая, тихая женщина-труженица с трагической судьбой. Притом трагизм ее судьбы не какая-либо случайность, а вполне закономерное, обусловленное социальной средой явление.

Теми же скупыми, лаконичными штрихами, но очень свободно рисует автор образ своей героини: «Я понимал, что у нее, в этом большом городе, а может быть, и во всем мире, нет близкой души, и мне было ее жаль и хотелось развлечь ее, рассмешить чем-нибудь, сыграть с нею в дурачки, побренчать ей польку на гитаре».

«Иногда мне видно было ее спину, узкую, согнутую рабочую спину; иногда она сидела ко мне лицом, и тогда я наблюдал ее сосредоточенное выражение, немного отупелое, немного пришибленное, но приятное».

И снова в каждой строке виден художник, мастер портрета. Рисунок получается уверенный, объемный, скульптурный рисунок.

Рассказ «Тундра» пронизан жалостью к простому человеку, который должен быть счастлив. А счастья нет. О каком счастье может идти речь, когда кругом не жизнь, а холодная тундра, олицетворяющая русскую действительность на рубеже двух столетий? Тундра принимает в рассказе значение символа, хотя писатель, должно быть, по цензурным соображениям «вводит» в повествование «натуральную» тундру. Впрочем, это лишь усиливает общую картину:

«Я читал и писал о тундре, и тундра выросла в моей душе до колоссальных размеров и затопила все.

Я отчетливо представлял себе мерзлую, обросшую мохом пустыню — болото, жалкие кривые кусты, а на них беспомощно трепещущиеся листья.

Вверху висит серое небо и давит на землю — от этого земля плоская и слезливая.

А зимой это огромный склеп, обитый белым глазетом, освещенный лампадами северного сияния, молчаливый, жуткий, пустой».

Эта картина той тундры, что за Полярным кругом. Рядом с ней автор рисует тундру, которая везде, по всей России, независимо от широт. Вот он, город-тундра: «О природе напоминало только небо, но и оно было какое-то прихотливое, точно придуманное по заказу людьми, бесцветное, пропитанное, как губка, дождем».

В этой «тундре» жила женщина. Она не мечтала иметь миллион и чин действительного статского. Мечты у ней были куда скромнее и чище — мечты о тихом счастье, о друге, о любви. И вот, как говорится, в один прекрасный день у нее появился «гость» — точно луч надежды сверкнул впереди. «У нее был смущенный и влюбленный вид, а он был здоровый, красный, уверенный в себе малый в сером пиджаке и полосатом длинном галстуке».