Орёл умирает на лету - страница 18

стр.

Все это произошло так внезапно, что никто не сумел отдать отчета в происшедшем. Саша медленно поднялся и, разжимая кулаки, мрачно сказал:

— Матрос такие дела не забывает и не прощает.

Ему впервые пришлось познакомиться с боксом, весь его боевой опыт состоял из случайных кулачных боев, где исход решался силой или упорством.

Когда новички остались одни, Директор, скрывая усмешку, спросил:

— Матрос, мы им это припомним, ведь верно?

Саша лишь горько усмехнулся.


Рашит кинулся прочь. С ним такое случалось впервые. С тех пор как он стал командиром отряда, он и думать не думал, что придется на кого-то поднять руку или на ком-то срывать злобу.

Первое, что полагается делать в таких условиях, пойти и доложить начальнику колонии. Но Рашит знал, что Стасюка нет. Он — в лесу.

Вернувшись к себе, Габдурахманов открыл общую тетрадь и написал нетвердой от волнения рукой: «28 апреля 1941 г. я нокаутировал воспитанника».

Это совсем не успокоило его. Он тут же осознал, что запись в общей тетради — жалкая попытка обелить себя.

Но что делать?

Вспомнив, что с утра носит в кармане письмо из родного аула, он разорвал конверт. Увидев неровные крупные буквы, ясно представил себе, как оно писалось: старая тетка Халима, добрая и слезливая, сев около печки, диктовала, а ее дочь, маленькая Зугра, высунув язык, старательно выводила каждое слово; сама тетка не умела писать по-русски. «В первых строках нашего письма мы посылаем вам поклон от Хамза-бабая, от Ибрагим-агая, от Исмаила и Валия...» — тетка перечислила почти полдеревни. Внимание Рашита привлекли слова: «Мы слышали, что в колонии ты стал командиром, мы плакали, услышав эту радостную весть на старости...»

Даже письмо, как бывало раньше, не успокоило его. Оставалось одно — честно отработать наказание...


Пришел день освобождения из карантина. Но радость была омрачена тем, что за ними явился знакомый им Колька Богомолов. Ребята из карантина опешили: вот уж не думали, что он еще раз рискнет предстать перед ними. Неужели он забыл, что получил взбучку?

Держался он по-прежнему недоступно.

— Первое важное предупреждение — убрать за собой постель, — приказал он с большим удовольствием.

Кислород не спешил подняться. Саша тем более не старался показать особое усердие.

— Второе важное предупреждение,— заявил чуть погодя Богомолов, — придется оставить вас еще на один срок в карантине... Вижу, тут понравилось.

Вот это возымело мгновенное действие. Никому, ясно, не хотелось торчать в этой дыре.

— Третье важное предупреждение — становиться по ранжиру и ждать моей команды...

Ребята хихикнули, но не стали бунтовать. Сделали вид, что примирились...


...Саша Матросов с грехом пополам выдержал срок карантина, еле дождавшись того дня, когда перед ним во всю ширь распахнется дверь, цепко держащая его в заключении. В первое мгновение он как будто даже ошалел. Он дышал удивительно чистым воздухом, полным аромата.

Ветер принес волнующие запахи черемухи и сирени, бог знает каких-то диких степных трав, неизвестных и неведомых колонисту. Ох и наглотался он воздуха!

Под волшебным впечатлением ясного и веселого утра он точно забыл, что выход из карантина не является еще самой свободой. Колония сразу дала о себе знать, как только он переступил порог приземистого здания.

— Ать-два! — скомандовал Колька Богомолов, не давая Саше опомниться.

— Куда ведешь? — спросил Саша, резко обернувшись.

— Как куда? — даже опешил тот. — Приказано в корпус вести.

У Саши потускнел взор. С этого часа у него рухнули все надежды. Его зачислили в седьмую группу, ввели на второй этаж монастырского здания и показали койку возле окна:

— Твоя.

Седьмая группа, между прочим, ничего не делала без того, чтобы не строиться. Командой шагали на завтрак, в школу, на обед, в цех... Короче говоря, только в туалет ходили без строя.

На что же он надеялся?

В первый же выходной день ему удалось на какое-то мгновение улизнуть из-под надзора. Именно в тот вечер он впервые увидел над своей головой случайную чайку.

Ну самую обыкновенную. Одним словом, сизокрылую. Чайка, конечно же, случайно залетела на территорию колонии. Может, она попала сюда по пути с Белой на Уфимку?