Орёл умирает на лету - страница 25

В ту минуту у подростка впервые появилось чувство благодарности к человеку, и то на какое-то мгновение.

Перед обедом, приблизительно за час, Габдурахманов сунул в руки Матросова пустое ведро:

— Неси воду!

— На реку, что ли?

— Больно далеко захотел. Не забыл, где завтракал?

— Нет.

— То-то...

Не успел он отойти шагов сто, как повстречался с Бурнашевым.

— Чего хромаешь?

— Ботинки большие.

— Пойдешь к Сулейманову, сменишь.

— Есть сменить! — даже невольно вытянулся.

Там, на улице да на пристанях, не принято спрашивать, отчего хромаешь. Если, конечно, твоя хромота не мешает улизнуть от погони...

Сулейманов в это время ремонтировал борону; как заправский кузнец, он возился в грязном фартуке.

— Чего же смотрел, когда получал обувь? — буркнул он, но не отказался выполнить просьбу Бурнашева.

«Чего он грязным делом занимается? — удивился Матросов, уже возвращаясь обратно с полным ведром. — Он же сюда попал не по приговору суда. А тоже вкалывает...»

Теперь, если бы он на поле увидел Ольгу Васильевну, тоже бы не удивился. Все они, черт знает, какие-то одержимые!

...Когда солнце садилось — от подошвы Нагаевской горы казалось, что оно садится в центре города, — усталые колонисты по сигналу поварихи тети Тани собирались к ручью. Сигналом сбора на ужин служили удары в медный котел. Потом в нем кипятили чай. Эти звуки нельзя было сравнить со звоном серебряного колокола, тем не менее они всегда были весьма желанными.

Работа заканчивалась в сумерках. По сигналу командиры всех отрядов бежали к Сулейманову. Обычно у трактора или около парников проходила короткая «летучка». Порядок всегда был один: сначала докладывали все четыре командира, Сулейманов ставил задачу на завтра. В течение десяти минут подытоживался рабочий день; Сулейманов не имел основания быть недовольным: вспахано все поле, закончен ранний сев зерновых культур, подходит к концу обработка полей под огороды. Черная, как летняя ночь, земля лежала вокруг. Колонисты работали не жалея сил. Однако Сулейманов ворчливо выговаривал командирам:

— В бригаде Еремеева безобразие. Ни командир, ни отряд не думают о будущей посадке овощей.

При этом замечании встал высокий молчаливый Еремеев, без возражения отчетливо проговорил:

— Есть думать о посадке.

— Рашит Габдурахманов, на твоей совести перевоз через реку... Не оплошай.

Габдурахманов сказал:

— Есть не оплошать.

Колонисты по сигналу тети Тани могли бежать к ручейку, где их ждал горячий сытный ужин. Но командиры отрядов должны были еще обойти свои участки, проверить, не осталось ли каких-либо недоделок. Кому больше дается, с того больше и спросится. Хотя в жизни иногда бывает и наоборот.

После сытного ужина — гречневой каши с маслом и кофе — колонисты начали готовиться ко сну. Располагались тут же, у костров. Усталые мальчики быстро уснули. Только тетя Таня долго еще копошилась у котлов.

Над головой раскинулся черный полог со светлячками звезд. Стройный тополь качался под дуновением ветерка. В воздухе носились летучие мыши, где-то изредка по-разбойничьи кричал козодой.

Петр Трофимов — Матросов узнал его по голосу — рассказывал небылицы о разбойниках и красавицах, лукавых и мудрых. Монотонный голос рассказчика укачивал лагерь. Мимо прошел кто-то высокий. Саша приподнял голову: кто бы это мог быть? Узнал: Сулейманов.

Мысли подростка переметнулись к Сулейманову. Ребята говорили: нет того, чего бы не знал Сулейманов. Он точно знал, когда надо начинать сеять, когда приступить к боронованию, что лучше растет на том или другом участке, какую траву охотнее едят волы, как сохранить семена, что можно приготовить из бобовых, как пустить остановившийся трактор, почему потеет Грузовик — огромный, сильный конь... И когда он рассматривает даль, казалось, что он читает книгу природы.

— В шестнадцатом веке здесь был дремучий лес,— говорил он. — В семнадцатом — сюда заходили охотники за пушниной и беглые из центральных областей. В восемнадцатом — стояли лагерем восставшие крестьяне, в девятнадцатом — под Нагаевской горой люди отвоевывали первые десятины пахотной земли. В двадцатом — Великая революция, по-настоящему великая, резко изменившая жизнь. Только двадцать лет назад на эти поля пришли первые тракторы, новые законы земледелия...