Ориген - страница 6
И ведь как это было странно, нелепо… вывозили из Германии тонны книг просто «на всякий случай» — а случай так и не настал. Руки не дошли разобрать? Никак не скажешь, что книг везде и всем хватало: то и дело студентам приходилось переписывать тексты для занятий от руки, или даже преподавателю нести ветхую дореволюционную книжку визировать в соответствующем кабинете, чтобы получить доступ к импортному множительному аппарату со смешным названием «Ксерокс» (в честь персидского царя Ксеркса, шутили они, который сумел захватить Афины, и вот теперь поглощает и выплевывает листочки древнегреческого текста). Но к Ксероксу пробиться было не сильно легче, чем в ставку Ксеркса.
Просто как-то вот так, по-советски: бессмысленно, бесхозяйственно, бездумно. Наверное, выгребли тогда университетские библиотеки под корень, и что нужно было оборонщикам, то пустили в ход. А это, остальное — гнить в бывшей церкви, как картошку совхозную (было ведь и такое приключение после первого курса).
А после литературы — физкультура, самый нелепый урок. Смешно это было: на третьем курсе бегать по легкоатлетическому манежу. Это ведь на физре, прямо в манеже, в далеком 85-м, еще до истории с сортиром, Дениса чуть не уговорили вступить в КПСС. Да-да, честно! Это же надо понимать, что значит вступить в партию: люди годами горбатились, везли всякие возы общественных нагрузок, клялись в верности идеалам коммунизма — и всё равно, если ты не пролетарий, вступить ой как непросто. А на него, семнадцатилетнего пацана, свалилось почти даром в самом начале первого курса!
Он тогда даже не поверил. Наматывали они себе круги по дорожкам, и тут подбежал к нему Гоша Саркисов, лингвистический гений и потомок закавказских князей, радостно завопил:
— Денюха! Ты вступаешь в передовые ряды борцов за светлое будущее! Пиши давай заявление!
Денис сперва не поверил: Гошка славился приколами. Языки, к примеру, учил запоем, не упускал ни одного случая проспрягать какой-нибудь глагол. Ребята однажды в раздевалке на той же физре попросили его назвать все формы (а их там несколько сот!) от глагола βλάπτω «вредить», и вот Гошка зарядил свое «бля́пто-бля́птейс-бля́птей-бля́птомен…» Митрич, сторож раздевалки, рассвирипел, ринулся на него с веником: «Ах ты растакой, еще одной, небось, не поцеловал, а туда же…» — а невиннный и ничего не соображающий Гошка, ловко уворачиваясь от его веника, знай себе продолжал: «э́бляптон, э́бляптес…»
Но в особой любви к коммунизму Гоша прежде замечен не был. Денис тогда отмахнулся, как от нелепой шутки. Но Гоша настаивал. Путем долгих выяснений удалось понять, в чем там дело.
Спустили сверху разнарядку: принять в КПСС мальчика с первого курса. Там же как было: чтобы ровными оказались данные по числу членов партии соответственного пола, возраста и профессии. В общем, в каких-то поднебесных сферах недосчитались в рядах партии одного мальчика-филолога. А кого принять? Мальчиков на филфаке негусто, но сильно больше одного.
И тут кто-то в парткоме обратил внимание на печальный факт: за последние двадцать лет в партию не вступил ни один классический филолог, зато трое выпускников приняли священнический сан. Непорядок!
Мальчиков-классиков на первом курсе было двое: Денька и Гошка. Деньку, соответственно, назначили старостой, Гошку комсоргом (надо же блюсти патриархальные традиции!). Ну и вызвали Гошку в комитет комсомола, многозначительно сказали, что есть вакансия… Ждали, конечно, пламенных заявлений, что он оправдает доверие товарищей и вступит сам, но чокнутый гений подпрыгнул и завопил:
— Аксентьев вступит! Аксентьев Денис! Пойду, обрадую…
И обрадовал, прямо на физре.
— Тебе надо, ты и вступай, — оборвал тогда его восторги Денис, — а меня не впутывай!
Долго они тогда перепирались, наматывая круги, и порешили так: в КПСС вступит Виктор Петров. Это была легендарная личность, ошибка машинистки, «подпоручик Киже». С самого первого сентября первого курса был он во всех списках в их группе, но его никто никогда не видел, не обнаруживалось ни малейших следов его присутствия. Видимо, его записали по ошибке, учился он на самом деле на другом факультете, или еще каким случайным образом проникли имя и фамилия в списки. Но до первой сессии числился всюду фантомный Витя, и в сентябре преподаватели даже спрашивали о причинах столь долгого отсутствия студента Петрова, к немалому веселью остальных.