Оригинал - страница 23

стр.

– Я все-таки очень хотела бы знать твое имя, – пробормотала, наконец отдышавшись.

– Арха ат, – голос Лугуса был откровенным вторжением в наше сугубо личное пространство, и прореагировали мы на него со зверем почти одинаково – резко подняв головы с каменного пола и уставившись на нарушителя интимности гневным взглядом.

Только зверь раздраженно взрыкнул, заставляя Лугуса испугано попятиться, а я буркнула:

– Что, прости?

– Принято называть зверя архонта Арха ат! – ответил он, но самого брауни при этом уже не было видно. Он встал так, чтобы не попадаться на глаза проявившему неудовольствие зверю.

– Почему? – повысив голос, спросила я, унимая утробную гневную вибрацию огромного тела простым поглаживанием по крутому боку.

– Это не самая любимая тема в Тахейн Глиффе, монна Эдна! – отозвался невидимка.

– И все же? – Имею же я право знать хоть что-то. Смотрю, тут как гадости тебе говорить – так не заткнешь фонтан, а как хоть крупицу нужной информации, так клещами по слову тяни.

– Это имя, точнее, прозвище дала зверю архонта асраи Сорча, одна из фавориток его отца, когда он был еще ребенком, – в голосе Лугуса с каждым словом было все больше дрожи, будто он ожидал неминуемого наказания.

Услышав сказанное, мой зверь опять пришел в раздражение и даже резко приподнялся, гневно глядя в сторону прячущегося Лугуса. Но я, вконец охамев, тоже вскочила и навалилась всем телом, удерживая рассерженного монстра на месте и вынуждая опять растянуться на камнях. Не скрывая довольного стона, вытянулась поверх его мускулистой, широкой, как диван, спины, откровенно кайфуя от свирепой и при этом такой кроткой мощи, покорно замершей подо мной.

– А что означает это имя и почему именно она? – не теряя времени, продолжила я допрос брауни.

Зверь издал какой-то звук, в котором читался мягкий укор моему неуместному любопытству, и обреченно вздохнул, однако же не шевельнулся.

– Асраи Сорча была женщиной редчайшей красоты, но немного… остра на язык. Она позволила себе несколько раз отпустить некие… замечания по поводу матери архонта, которая к тому времени уже покинула Тахейн Глифф, и это привело к первому его слишком раннему обращению. – Огромное тело подо мной напряглось, становясь горячее, и буквально задрожало от глубинного низкого быстро нарастающего рыка. – «Арха ат» на языке дварфов означает «чудовище».

Зверь дернулся и громогласно рявкнул, и мне пришлось обхватить его мощную шею, чтобы не слететь. Поняв, что я своими расспросами исчерпала лимит его терпения и реально подставила бедного Лугуса, решила срочно заканчивать.

– Лугус, ты, пожалуй, иди пока! – негромко сказала я, снова усиленно наглаживая черную шкуру, и совершенно явственно услышала вздох облегчения брауни.

– Благодарю, монна Эдна, – откликнулся он. – Я, как и воины-хийсы для вашего сопровождения, будем ждать вас снаружи сколько потребуется.

Я только невнятно угукнула, плотнее прижимаясь щекой к гладкой, как шелк, и твердой, как дерево, поверхности тела моего зверя. Несмотря на ауру смертельной угрозы, порожденную этим, казалось бы, простым разговором, я не боялась. Ничего из этой агрессии не было направлено на меня. Едва брауни исчез, зверь полностью расслабился, даже почти растекся мягким ковриком подо мной, а я все не могла перестать думать об услышанном. Перед глазами так и стояла бесконечно красивая и при этом мерзко заносчивая сука-асраи, наверняка говорившая гадости о матери черноволосого мальчика с такими знакомыми резкими чертами в его присутствии, спровоцировавшая его на срыв, а потом окрестившая чудовищем. Где, к хренам, в это время был его отец и почему позволял это?

– Арха ат, говорите? – бормотала я, катая это имя на языке, поглаживая его бока и слушая, как зародившееся тишайшее ворчание становится полноценным громогласным мурлыканьем. – Не будешь ты у меня Арха атом, уж прости!

– У-у-ур-р-р? – прозвучало более чем отчетливо вопросительно, и зверь повернул ко мне голову на мощной шее, едва не стукнув по лицу, потому что я тоже подняла в этот момент свою.

– Мне не нравится, говорю, – пояснила я, и на широкой плоской переносице образовались десятки складок, явно выражающие недоумение, но тут же исчезли, когда я потерла по ним пальцами, а большие глаза довольно прищурились.