Орленок - страница 18

— Ишь молодчина! Я уж испугался, когда ты начал икать, думаю, может, он и вправду болен.

— Будешь молодчиной… — ответил Андрей.

На окраине города расстались. Володя показал Андрейке, как добраться до улицы Подгорной, а сам заторопился домой. Чем ближе к дому, тем тревожнее на сердце. А что, если у них живут немцы? Им сразу же заинтересуются: кто, откуда и зачем?

Володя решил не стучать, а вот так, сразу, войти в дом. Он взялся за ручку двери, тихонько открыл ее.

Переступил порог. Никого. И, уже не таясь, прошел в другую комнату. На кровати лежала мать. Не помня себя Володя бросился к ней, обхватил ее за плечи.

— Сынок мой, родной! — мать трясущимися руками старалась крепче прижать к себе сына.

— Мама, что с тобой?

— Это пройдет, сынок. Все тот же радикулит.

Володя заботливо укрыл мать теплым одеялом, спросил, кто за ней присматривает.

— Валя Зорина. Ты должен ее помнить. Когда ты оканчивал школу, она переходила в седьмой класс.

— Ну как же, конечно, помню, — Володя встал, чтобы снять с себя пыльный пиджак, — такая черноглазая, с длинными пепельными косами?

— Да, да. — В голосе появилась тревога — Откуда ты, сынок?

— Мама, я ничего не могу тебе сказать, но ты не тревожься. У меня документы хорошие.

— Ну, тогда запри дверь, помойся и переоденься.

— Вот я сейчас приведу себя в порядок, — весело говорил Володя, — и поступлю в полное твое распоряжение.

— Но тебе нельзя выходить из дому! — Мать встревожилась.

— А кто же принесет воды, сходит на базар?

— Валя. Тебе все-таки лучше не показываться им на глаза.

Володя на мгновенье задумался.

— В том-то и дело, мама, что мне придется показываться…

Перед вечером в доме появилась Валя Зорина. В синем, наглухо застегнутом платье, она казалась особенно тоненькой, подвижной. Молча уставилась на Володю черными глазищами.

— Не узнаете? — улыбнулся Володя.

Лицо девочки тронула еле заметная усмешка.

— Почему же? Вы, Володя, сын Елены Павловны. Она только и говорит о вас.

…А в комнате Голеневых готовились слушать последние известия. Андрейка, освоившись в новой обстановке, сидел на табурете, засунув руки между колен. Геня включил приемник, и Андрейка увидел, как за узким стеклышком загорелся свет.

— Говорит Москва. Говорит Москва. — Мощный голос диктора рассказывал о боях под Моздоком и в горах Кавказа.

Андрейка крепко стиснул пальцы и, не мигая, смотрел на зеленый глазок.

Утром Геннадий провожал за город своего товарища. Андрейка нес в мешке несколько килограммов соли, а в ней — листовки.

— Я расскажу дома, как мы слушали Москву. Всем расскажу, что скоро придут наши!

— Ты только поосторожней, глупостей не наделай, — предупреждал Геннадий тоном опытного конспиратора.

Недалеко от полотна железной дороги Андрейка заметил поджидавших его соседок.

— Ну, прощай, Геня! — Андрей высвободил руку, протянул ее товарищу. Геня потряс ее и улыбнулся:

— Нет, до свиданья. Мы встретимся с тобой. Обязательно встретимся!

Геннадий долго смотрел вслед уходившему товарищу.

Вечерело. От лучей солнца искрился снег, и яркие оранжевые блики ложились на верхушки деревьев. Лохматые лапы веток клонились от тяжести снега. Крепчал мороз. Вдруг в тишину леса ворвался звонкий молодой голос:

— Ми-ша! А-а-у-у!

Эхо передразнило Геннадия, понеслось от дерева к дереву, от поляны к поляне и, ослабев, где-то далеко замерло. Голенев на ходу обхватил ствол ясеня, остановился. Щеки его пылали. Из-под ушанки, сдвинутой на затылок, выглядывала задорная челка.

Миша шел на лыжах, неуверенно опираясь на палки.

Ребята потихоньку направились к городу. Спустились у дачи.

За деревьями увидели несколько десятков машин, возле них возились солдаты.

Двое солдат в шинелях и пилотках приблизились к ребятам. Один из них рявкнул, показывая на лыжи:

— Забралы!

Ребята не понимали, чего от них хочет немец.

Видя, что приказ не собираются выполнять, другой солдат тряхнул Геннадия, с силой рванул палки из его рук. С лыжами пришлось расстаться. Пошли пешком.

— Миша, давай сегодня «проверим» их работу, — со злостью предложил Голенев.

— Конечно, им это так не пройдет! Сейчас понаблюдаем, куда они ходят ночевать. — И сразу спросил — Кто останется первым?