Орлиная степь - страница 17
— А пойдет он сюда? — спросила она за делом.
— Пойдет. Он умный…
— Смотрите, смотрите, он уже повернул сюда!
— Соображает. Жить охота!
Лось подплыл довольно, близко и, осторожно кося одним глазом в сторону людей, положил морду на кромку льда.
— Устал, — заметил Багрянов, остановившись на минутку, чтобы обтереть платком разогревшееся, облитое потом лицо. — А здоров бычище! В самой силе. Девятый год.
— Это вы по рогам узнали, да? — спросила Светлана.
— По рогам… Скоро сбросит, уже отбали-вают…
Он опустил пешню в воду, но не достал до дна и попросил Светлану:
— Идите сюда, промеряйте своей палкой… Узнав глубину, он ласково подбодрил лося:
— Ну, держись, держись, еще немного! Снова взявшись за дело, Багрянов стал так
бить пешней, что Светлана не могла надивоваться, откуда у человека такая яростная и красивая сила. Несколько точных, ловких ударов — и от ног Ба-грянова отплывала новая льдина. Светлана не успевала теперь выводить их в полынью.
Между тем лось, вероятно уже изрядно устав, стал проявлять нетерпение. Он то отплывал на середину полыньи, то вновь подплывал и клал морду на лед, но с каждым разом все ближе и ближе к людям. Вскоре он подплыл совсем близко к проруби, и Светлана, выводя очередную льдину в. полынью, очень хорошо разглядела, какие у него большие, ясные, умные и немножко грустные глаза.
Достав пешней дно, Багрянов сказал устало:
— Теперь выйдет.
Увидев, что люди бросили на лед все, что держали в руках, и отошли немного в сторону, лось, фыркнув во все ноздри, немедленно направился в прорубь. Раздвигая мелкие льдинки, он быстро, рывками поплыл к берегу, а когда, наконец, встал копытами на дно, в один бешеный рывок вымахнул на лед. Но здесь, к немалому удивлению Светланы, слегка отряхнувшись, он стал как вкопанный и некоторое время, отдыхая, и приходя в себя, осматривался вокруг, поводя в стороны слегка опущенной мордой. Потом, подняв рога, он не спеша вышел на берег, оттуда еще раз оглянулся по сторонам, на людей, собравшихся поблизости, и только тогда уж спокойной рысцой направился в овраг, по следам своего стада…
Все лыжники бросились с берега на лед.
— Сколько мяса-то ушло! — в шутку пожалел Зарницын.
— Пешней бы его, — вполне серьезно сказал Белорецкий.
Светлана посмотрела на них с укоризной и, отвернувшись, своим дыханием согревая озябшие руки, стала осторожненько наблюдать за Багря-новым. Не отвечая друзьям, он все еще смотрел в сторону оврага, сосредоточенно и задумчиво. О чем он думал? Что вспоминал? Теперь Светлана знала, что у него не только ласковые, теплые руки, но и отзывчивое, доброе сердце. Она еще не понимала, что с ней случилось в эти минуты, и желала только одного: быть всегда-всегда; около этого человека…
В следующее воскресенье Леонид Багрянов не появился на лыжной базе. Краем уха Светлана услыхала, что его послали в составе бригады, в командировку на один из заводов Урала. Как и думала Светлана, лыжная прогулка на этот раз вышла утомительной и скучной.
С той поры со Светланой стало твориться что-то странное. Она почти всегда была чрезмерно возбуждена и жила в постоянной, беспричинной тревоге. Всякая работа и на заводе и дома теперь валилась из рук. Все она делала поспешно, нетерпеливо, будто стараясь побыстрее освободиться для более важного дела. Нигде она не находила себе покоя и места. Все ей чего-то недоставало, все что-то искали и ждали ее глаза… Вечерами она старалась бывать во Дворце культуры, среди молодежи, и вполне серьезно считала, что без этого ей невозможно жить. Но возвращалась она домой всегда одинаково расстроенная и разочарованная, а здесь ее особенно одолевала горестная тоска.
Однажды она увидала во сне Леонида Багря-нова. Он держал ее руки в своих теплых, ласковых руках, не зябнущих на морозе, — и что-то рассказывал об Урале, а глаза у него в эту минуту были необычайно ясные, умные и немножко грустные, как у того лося, что спасали они на Москве-реке. Она поднялась на своей кровати за ширмочкой, поняла все, что случилось с ней, и тихонько заплакала…
Леонид Багрянов пробыл на Урале больше месяца. С каждым днем метание и тоска Светланы становились несносней. Когда же, наконец, она увидела Багрянова издали во Дворце культуры, ей вдруг подумалось, что легче провалиться сквозь землю, чем встать перед ним: она была убеждена, что он сразу, с одного взгляда, поймет, как она тихонько, незаметно для людей, умирает от любви, и это, может быть, скорее рассмешит его, чем вызовет какой-то ответ. И она, вся дрожа, скрылась из Дворца.