Оружейник: Записки горного стрелка. В самом сердце Сибири. Оружейник. Над Канадой небо синее - страница 19
– Ты прав, Лаврентий. Он еще нужен здесь, да и я боюсь, что могут не пойти на контакт их руководители. Судя по тому, что он рассказывал. А так, кто там есть из надежных? Устинов, Огарков, Громыко да Пельше. Косыгин, конечно, но он сказал, что последнее время он здорово теряет позиции. Так что только на армейцев и можно положиться. Но он там только лейтенант. К тому же уже «убитый» и списанный. Ну еще его отец, но он – не велика фигура и уже на пенсии по здоровью. Работай дальше, Лаврентий! Подбирай людей!
– Знать бы как, Коба!
– А кто нашел радистку?
– Горский.
– Вот ему это и поручи! И все на сегодня. – Берия поднялся и вышел.
Пятые сутки живем в Сухуми в бывшем театре. Теперь тут госпиталь. Проводили какие-то обследования меня и Полины. Она так похорошела! Исчезло злобное выражение глаз, видимо, полученная травма и вид изувеченной руки приводили ее в такое состояние. Первое время она каждые несколько минут смотрела на свою «новую» руку. Глазам не верила, потом немного успокоилась, когда врачи не нашли у нее даже следов переломов и швов. Поняла, что чудесным образом ее рука к ней вернулась. У меня вернулся аппендикс, исчезли костные мозоли в местах, где были переломы ног и левой руки. Видимо, во время перехода мы разбираемся на запчасти, а потом устройство нас заново собирает по генокоду. Операцию отменили, и возникла длительная пауза. Ребят забрали и сделали инструкторами в разведшколе, а нас с Полиной пока никуда не дергают. Поселили нас тут, же при госпитале, на третьем этаже в какой-то гримерной. Комнатушка маленькая, но с видом на море! Курорт! Я поднялся рано и убежал на пробежку, по дороге купил пару кефалин. Вычистил их у моря, занес на кухню, мне их там пожарили. Плеснули в котелок кофе с молоком, я его не люблю, но турецкий кончился, и я поднялся наверх. Полина еще спит, лентяйка! Ну пусть отдохнет, постараюсь не шуметь. Нет, запах жареной рыбы работает лучше звонка!
– Ой, что это за запах?
– Черноморский деликатес: кефаль жареная! С картошкой.
Она подскочила и побежала на второй этаж умываться. Довольно быстренько она вернулась.
– Ой, а что ж вы не едите, товарищ майор?
– Тебя ждал! Вместе приятнее.
Она остановилась вытираться и уставилась на меня своими глазищами. Когда она не прищуривается, они у нее огромные и очень красивые. Она повесила полотенце на спинку стула, но по-прежнему смотрела на меня. Сделала два шага вперед. Прикасаться ко мне она побаивается.
– Я вас даже не поблагодарила за свою руку…
– Садись, кушай, остынет!
Но она подошла вплотную и обхватила мою голову руками. Удара током не последовало, но тот странный запах почти сразу появился. Вдруг она застонала. Я попытался встать, но она еще сильнее прижала мне голову.
– Сиди! Мне так хорошо! Я… тебя… люблю!!! Андрюшенька ты мой. Никому не отдам. Господи, какая я глупая. Я ведь даже не спросила, нравлюсь ли вам. А вдруг у вас жена есть! – Она отпустила мою голову и села, закрыв лицо руками. Вот-вот разревется!
– Иди ко мне! – Я развернулся на стуле и протянул ей руки. Она пересела ко мне на колени. – Нет у меня никого. И ты мне нравишься.
– Правда?
– Правда!
– Ты у меня спрашивал, тогда, в Кыштыме, что случилось на полигоне. То же самое, что и сейчас. Стоит мне прикоснуться к тебе, у меня все внизу сжимается и становится мокро. Просто ужас какой-то… Я потом ни прицелиться, ни бежать, ничего не могу. Все трясется, и такая истома по всему телу. Когда это случилось (дважды!!!) я так испугалась. И там, под Смоленском, если бы ты не попросил меня вернуться, я бы отомстила за ребят и осталась бы там, вместе с группой. Но у меня был ты, я поэтому и вернулась. Вот только я боялась, что из-за моей руки ты не захочешь любить меня. Я ведь инвалид, меня из жалости в школе оставили. Я снаряжала мину, а тут немец ударил прямо над головой из пулемета. Рука дрогнула, и детонатор взорвался. Видимо, о насыпь стукнула. После этого я совсем смерти перестала бояться. Ты правильно сказал в самолете.
– Давай завтракать! Все уже остыло!
– Холодная рыба даже вкуснее!
Она пересела на стул, подвинула мне и себе тарелки. Кефаль была еще теплая, а картошка уже подостыла. В комнате было довольно прохладно. Печку мы еще не топили. Позавтракав, сходили в особый отдел армии. Для нас ничего не было. Было солнечно и не очень холодно, чуть больше нуля. Полина рассказывала о себе, хотя я и знал это из личного дела, но ей требовалось выговориться, поэтому я не мешал ей. Городишко совсем небольшой, пять кварталов от Особого отдела до госпиталя мы прошли совсем быстро, поэтому пошли на набережную, время от времени приветствуя патрули.